Он шумно встал и, тяжело ступая, отправился в кухню. Потом все вместе ужинали. То, чем закусывал Эйкерман, пришлось бы по душе прежним хозяевам: черный хлеб, сыр, салат с луком, молоко. Супруги Бендл пили чай. Молодого человека интересовала только определенная часть их разговора.
Завтра поутру миссис Бендл должна была выйти из дому в половине восьмого, чтобы успеть к поезду на станции Маес-ирХаф, расположенной в четырех милях отсюда. Она не знала, каким поездом вернется вечером, восьми- или десятичасовым. Бендл сказал, что будет ее дожидаться. Эйкерману сразу же пришла в голову довольно глупая мысль: улизнуть из дома на заре и дождаться Джейн на ступенях римской лестницы; но тут он взглянул на Бендла. Хозяин неплохо сказал о дураках, играющих с огнем. Обрезая корку с сыра, молодой человек почувствовал, что начинает ненавидеть Бендла. Ему были неприятны эти сильные плечи, бычья шея, квадратная голова, густые рыжие брови; его мощные челюсти работали, словно механические. С ним так просто не справишься. Он открыто взглянул на миссис Бендл. Пока что для ярости мужа нет повода.
Джейн мыла на кухне посуду, мужчины курили. Эйкерман протянул свой кисет.
— Неплохой табак,— сказал он.— Попробуйте.
— Вы хотите сказать, попробуйте снова.
— Это вы сказали, не я.— Молодой человек наблюдал за тем, как Бендл набивал трубку, прижимая табак коротким, толстым пальцем.— Завтра я хочу спуститься в одну из шахт Льюиса Тайверна. Наверное, в ту, что поглубже.
— Зачем?— Бендл поднял голову.
— Любопытство. И привычка. Я немало полазил по пещерам, мне это нравится.
— Там мало интересного.
— Ну и что же? Вы пойдете со мной?
Бендл покачал головой:
— У меня есть дела поважнее.
Он задымил трубкой.
— У вас найдется веревка?— Эйкерман кивнул в сторону сарая.
— Да, веревка есть.
— Достаточно длинная?
— Да. Веревки хватает.— Бендл заглянул в свою чашку.— Веревку я вам дам.
Из кухни донеслось пение Джейн. Эйкерман привалился к спинке стула, слушая и размышляя. Он был так поглощен, что не чувствовал вкуса табака. Сердце его колотилось, он ощущал его биение. Даже в голосе Джейн была лукавинка; колыбельная, которую она пела, была нежной и ласкающей. Пела она по-валлийски, и Эйкерман не понимал слов, но вдруг поймал себя на том, что размеренно кивает головой, в то время как Бендл, сидевший с полуприкрытыми глазами, отбивал такт трубкой.
— Спой эту песню снова,— сказал он, когда Джейн закончила.— Пой не торопясь.
Она снова спела колыбельную, а Бендл придвинулся к огню и сидел сгорбившись.
— Когда я был сопливым мальчишкой и весил не больше мешочка с гвоздями,— сказал он,— бабушка пела эту песню моей сестре, да та потом умерла.
Он принялся выбивать трубку о свою квадратную ладонь, затем встал и продул ее.
— Пойду взгляну на корову перед сном. Вы ничего не поняли из того, что пела жена,— сказал он, зажигая фонарь.— Я вернусь через десять минут.
Едва он успел выйти из комнаты, прихватив ведро горячей воды, как вошла миссис Бендл.
— Кое-что завелось у бедняжки в животе.
— Что именно?
— Теленок, а вы что подумали?— Она засмеялась и принялась разгребать угли; округлость ее бедер стала особенно заметна.
— Что?
— Да так, ничего. День был чудесный, правда?
— Он мог быть лучше
Она отступила на шаг.
— Как прекрасно ночью в лесу, можно лежать среди цветов и глядеть на луну.
Он так живо все это себе представил, что вскочил со стула.
— Я готов это испытать,— сказал он пересохшими губами.
— Только вот нет луны!
— Луна взойдет через час. Придешь?
— Как вы можете такое предлагать, сэр! Что бы на это сказал мой муж? О нет, подобного я себе позволить не могу, надеюсь, вы понимаете?
— Послушай!— Он торопливо обошел стол и встал между нею и кухонной дверью.— Прежде, чем он вернется...
— Мы не должны забывать о том, что он вернется, не так ли, сэр?
— Если ты еще хоть раз назовешь меня сэром, в ту же минуту я совершу нечто такое, о чем мечтаю, будет при этом муж или нет. Поняла?
Он думал, что миссис Бендл подзадоривает его, но она несмело кивнула и, растерянно улыбаясь, начала поглаживать поверхность стола растопыренными пальцами.
— Иди сюда,— приказал он.
— Как это?
— А так, мне надоело, что ты все время увертываешься. Иди ко мне!
Едва заметно она придвинулась к нему.
— Да?
— Когда ты возвращаешься завтра вечером?
С беспокойством, как ему показалось, Джейн взглянула на дверь.
— Зачем вам знать?