— Погоди же, Бендл,— прошептал он, теперь действительно опасаясь, что Бендл может его услышать.— Погоди...
Молодой человек вернулся в штрек и вставил в фонарь новый кусок свечи. Слава богу, свечей у него хватает! К нему снова вернулась способность слышать, в голове прояснилось. Оп прикинул, что идти ему примерно с треть мили, и усилием воли заставил себя отправиться в путь. Он должен забыть обо всем, кроме стремления спасти себя.
— Когда поля покроют маргаритки белые...— начал он и осекся, вновь услышав позади себя гул возобновившейся бомбардировки.— Глупец,— мрачно усмехнулся Эйкерман,— зря старается. Ничего у него не выйдет.
Если ему удастся поскорее выбраться, он быстро возвратится лесом, неожиданно подойдет к Бендлу, швыряющему камни, и столкнет этого дурака в шахту, чтобы тот полетел, ударяясь о края, на самое дно! А миссис Бендл... Он громко расхохотался. Только бы до нее добраться!
Смеяться в штреке было рискованно. Звук мог стать причиной сотрясения, которое вызовет обвал. Он подозрительно оглядел кровлю. Высота штольни уменьшилась теперь до каких-нибудь полутора метров. Желая получше рассмотреть стену тоннеля, он поднял фонарь, и в этот момент сильно споткнулся. Он успел уперетњя рукой в холодную на ощупь стену, и тут дыхание у него перехватило: под ногами вдоль проходки шли рельсы.
— О!— вырвалось у него.— О!
Затем кровля снизилась до метра с небольшим, так что ему пришлось идти согнувшись почти пополам. Стены были отвесными и гладкими, пол ровный и весь истертый. Воздух в штреке свежий, лицо обвевал легкий ветерок. Кое-где, подобно тому как это делают в угольной шахте или в железнодорожных тоннелях, в стене попадались выемки.
Меньше чем через час,— возбужденно сказал молодой человек,— меньше чем через час я выберусь из этой шахты!
Прохладный ветерок тянул со стороны Йистрада, а он прошел уже сто метров! Едва он успел подумать об этом, как тоннель повернул немного вправо, а слева открылся вход вспомогательной выработки, шедшей вверх и заворачивавшей в направлении, противоположном тому, куда он шел. Он решил, что это штрек второго горизонта, и тут уловил гул, который его озадачил С каждым шагом гул становился все отчетливее, а шагов через двадцать, за крутым поворотом, гул превратился в монотонный звенящий шум, ритмичный, словно пульс. Еще через двадцать шагов задрожала скала: течение подземной реки, устремившейся к ей одной ведомым горизонтам, казалось, с силой проталкивало сквозь тоннель упругий воздух. Стремительный поток был где-то справа от него, совсем неподалеку, он пел низким баритоном. Заметно похолодало, баритон сменился оглушительным басом, и наконец Эйкерман увидел этот поток. Из разлома в скале низвергалась черная лента воды без единого пузырька или всплеска. Молодому человеку вдруг почудилось, что стоит ему поднести пальцы — и вода отрежет их, словно бритва. Этот монотонный, наэлектризованный поток, изливавшийся во тьму, казался в сотни раз грознее, чем при солнечном свете. Молодой человек в страхе поспешил уйти.
Пройдя еще сотню шагов по тоннелю, высота которого большей частью не превышала одного метра, он очутился в просторном зале. Кровля была так высоко, что свет фонаря ее не достигал, и даже электрический фонарик не смог нащупать центр купола. Зал был метров пятьдесят в поперечнике и почти круглый, за исключением большого возвышения справа от Эйкермана. Почва неровно повышалась от центра к краям зала, где высились мощные, округлые бастионы, расположенные настолько симметрично, что создавалось впечатление, будто они были делом рук человеческих. Свет фонаря перебегал с одной коричневатой глыбы на другую, по мере того как молодой человек медленно огибал их. Это был пантеон безмолвия и пустоты; впервые за полстолетия здешняя тишина была нарушена звуками его шагов. Эйкерман попытался представить себе этот зал, освещенный лампами, когда тут велись работы и люди, не выше его самого ростом, катили тяжелые вагонетки с рудой и перекликались под этими обширными сводами.
— А ведь я живой!— с удивлением воскликнул он.
Когда Эйкерман снова наткнулся на рельсы и обнаружил противоположный конец тоннеля, его вдруг охватил страх. Едва он нагнулся, чтобы войти в штрек, ему почудилось, будто сзади находится огромное, бесформенное Существо, Живущее В Зале. У Эйкермана перехватило дыхание, дрожа, он обернулся, но ничего не увидел.