Суд был милосерден. Так, по крайней мере, говорят очевидцы. Каждого из нас присудили к уплате двух фунтов стерлингов плюс стоимость материалов и восстановительных работ; суд вынес частное определение в том, что Вилу следует показаться психиатру. Ученый эскулап признал, что действительно налицо симптомы шизофрении либо паранойи, а может быть, мании величия или одной из тех болезней с длиннейшими названиями, которые так ласкают слух цивилизованного человека.
Вряд ли нужно уточнять, что столб стоит на прежнем месте и к нему присоединены все провода, которые по-прежнему болтаются над полем Тума Ифанса. Выражение лица Тума, как и его валлийский язык, стало еще более красноречивым.
Но в погожие ночи, когда небо чистое и светит полная или ущербная луна, мы с Вилом отправляемся в поле на поклон к столбу. Я обхватываю столб ногами и вглядываюсь в его сверкающую поверхность до тех пор, пока луна не окажется над самой вершиной, и тогда ко мне приходит ощущение, будто я сочетался браком со светом. Вил снова начинает мечтать вслух, а я в очередной раз испытываю сладостное ощущение бездействия.
В конце концов в одно прекрасное утро Вил едва не уговорил своих друзей поставить какой-нибудь телеграфный столб в таком месте, где он никогда не смог бы помешать будущему человеческой цивилизации. Если бы Вилу это удалось, Гриффитс смог бы стать счастливее, Хьюз — сильнее, почтальон Харри — крепче здоровьем, Тум Ифанс — добрее, а джентльмены из «ягуара» смогли бы поверить в чудо, на что англичане вполне способны, когда обязаны это сделать.
А почему бы нам и не помечтать? Как сказал однажды ночью Вил, держась за столб, отринутый людьми:
Видишь ли, Джосси, нас может одолеть любая бюрократическая сволочь, наши карманы могут очистить любые жулики, именующие себя законными судьями. Но да славен будет великий творец этой частицы дерева, в прошлом — живого, им не отнять наши мечты.
Е. Тегла Дэвис
Странная человекообразная обезьяна
В бескрайнем лесу весь день шел проливной дождь; стая человекообразных обезьян облепила деревья, они так тесно прильнули к стволам, что казались огромными наростами: их руки по форме и цвету напоминали ветви деревьев. Слившись с деревьями, обезьяны наблюдали за тем, как тяжелые капли дождя монотонно долбили землю. Вода вокруг стволов, поднимаясь все выше, собиралась в лужи, затем они сливались; наконец в раскисшей от влаги низине возникло озеро; и каждая обезьяна оказалась на островке, где едва умещались ступни ее ног.
Время от времени ветви вздрагивали от легких порывов ветра и с листьев срывались водяные брызги; один за другим исчезали островки под ногами обезьян, и тогда им приходилось карабкаться на деревья. Вскоре на земле остался один самец он был до того странный, что его поведение будоражило всю стаю. Когда островок у его ног уменьшился, самец нагнулся, схватил большой камень, торчавший из воды, подтащил к себе, привалил к стволу дерева и, как только островок ушел под воду, взгромоздился на него. Обезьяны раздвигали ветки и рассеянно следили за ним. Всякий раз, когда стая попадала в какую-либо переделку, этот самец удивлял всех. Иногда, преисполненные благодарности, обезьяны начинали тереться щеками о щеку самца, но чаще его поведение приводило их в замешательство и рождало страх, и потому стая жаждала его крови. Но его спасало умение находить новые способы отступления или защиты.
Однажды их стаю преследовало страшное чудовище, поблизости не оказалось ни убежища, ни хотя бы перелеска, да к тому же их было слишком мало для того, чтобы решиться самим напасть на чудовище; и что ж — именно этот странный самец взобрался на скалу и столкнул оттуда огромный камень, который обрушился на голову зверя и убил его. Обезьяны даже не представляли себе, что камень, упавший со скалы, мог им помочь, да они и не поняли, как все произошло. Знали только, что камень, сброшенный вниз странным самцом, угодил в голову чудовища и спас их, знали еще, что камень упал после того, как самец взобрался на скалу. Какое-то время они полагали, что так будет происходить всякий раз, стоит самцу взобраться на скалу, но поскольку этого не случалось, они недоумевали и сторонились его.
Сейчас обезьяны видели: самец стоит на камне, вместо того чтобы взобраться на дерево; они испытывали страх перед ним и старались спрятаться каждая за свое дерево. Дождь продолжался, и обезьяны поглядывали на этого странного самца, стоявшего на камне, из-за стволов деревьев и сквозь тяжелые, густые ветви. Но вот вода поднялась, накрыла камень, и самцу пришлось волей-неволей влезть на дерево. Увидев, что он вынужден последовать их примеру, обезьяны почувствовали облегчение, снова приблизились к нему, и он опять влился в стаю. Так они и сидели, каждая на своем дереве, безмолвные и неподвижные, словно изваяния, прислушивались к шуму дождя и не подавали признаков жизни, разве что моргали, когда случайная капля падала кому-нибудь на голову.