— Он упал со стены в парке, — поспешил вмешаться императорский лейб-медик, — Мы уже подумали, он зашибся насмерть, и потому послали за вами. Кто он такой и чем занимается, — Пингвин выжимал из себя поток слов, опасаясь дальнейшего обострения ситуации, — не суть важно. По всей видимости, этот господин — лунатик… Вы ведь знаете, что сие означает?.. Я сразу подумал, что знаете… Да… Вот… И в ночное время за ним надо бы присматривать, чтобы не убился… Не окажете ли вы любезность проводить его домой? Лакей или Божена, если пожелаете, помогут вам… Вот… Да… Не правда ли, барон? Надеюсь, вы позволите?
— Еще бы. Только бы он убрался, — заскулил Эльзенвангер. — Да поскорее! О Господи!
— Я знаю только, что его зовут Зрцадло, и, по всей вероятности, он актер, — спокойно сказала Богемская Лиза. — Ночами он бродит по кабакам и дурачит публику… Да и знает ли он сам, кем себя считать, — женщина пожала плечами, — одному Богу известно… У меня хватает такта не интересоваться делами моих постояльцев. — Пан Зрцадло, нам пора! Пойдемте! Вы же видите, здесь все-таки не трактир.
Она подошла к лунатику и взяла его за руку.
Зрцадло покорно двинулся к двери. Черты покойного барона Богумила были окончательно стерты с его лица. Он как бы вырос и подтянулся. Походка обрела уверенность и упругость. Постепенно он становился самим собой, хотя по-прежнему не замечал окружающих, словно был наглухо закрыт для внешнего мира, как при погружении в гипнотический сон.
Но и надменная гримаса египетского царя тоже бесследно исчезла. Маски слетели, остался только актер. Но какой актер! Он тоже был маской, личиной из плоти и крови, в любой момент готовой к новым, неожиданным метаморфозам, — маской, которую облюбовала бы смерть, пожелай она затесаться в толпу живых людей. «Вот лик существа, — подумал императорский лейб-медик, вновь охваченный смутной тревогой при мысли о том, что где-то уже видел этого человека, — существа, которое способно быть сегодня одним, а завтра совершенно другим, иным в глазах не только всех прочих, но и самого себя, — не подверженный тлению труп и в то же время сгусток пронизывающих мир психических токов; он не только наречен зеркалом, но и, возможно, является таковым».
Богемская Лиза выпроводила лунатика за порог, но императорский лейб-медик улучил момент шепнуть ей:
— Ступай, Лизинка, завтра я тебя навещу… Никому ни слова о том, что здесь было. Мне надо кое-что разузнать про этого Зрцадло.
Он еще немного постоял в дверях, прислушиваясь к звукам, доносившимся с лестницы, вернее, к ожидаемому разговору, который, однако, свелся к увещеваниям старой женщины:
— Пойдем, пойдем, Зрцадло. Ты же видишь, здесь не трактир!..
Между тем господа уже перешли в соседнюю комнату, сели за ломберный стол и ждали только лейб-медика.
По бледным от волнения лицам своих друзей он понял, что на самом деле им не до карточной игры и они лишь исполняют волю властной старухи, усадившей их за стол для привычного вечернего развлечения, так, будто не случилось ровным счетом ничего.
«Нынче будет не вист, а сплошная морока», — отметил про себя лейб-медик, ничем не выдавая, однако, своих сомнений, и, с видом клюющей птицы отвесив поклон, сел напротив графини, которая с нервной дрожью в руках сдавала карты.
Глава вторая
Новый свет
Испокон веков Флюгбайли, то есть «Летающие топоры», подвизавшиеся императорскими лейб-медиками, подобно дамокловым мечам нависали над всеми венценосными головами правителей Богемии, готовые в мгновение ока обрушиться на своих жертв при малейших признаках недуга, — таков был приговор дворянского общества Градчан, и правота его как бы подтверждалась тем обстоятельством, что с кончиной вдовствующей императрицы Марии-Анны был обречен на угасание и род Флюгбайлей в лице его последнего отпрыска — старого холостяка Тадеуша по прозвищу Пингвин.
Ход его холостяцкой жизни, по которому можно было сверить часы, претерпел досадный сбой из-за ночного происшествия с лунатиком Зрцадло.
Сонмище пестрых видений заполонило его дремлющий ум, и среди них вспыхивали даже чувственные образы первой молодости, овеянной, конечно, и чарами Богемской Лизы, красивой и обольстительной в ту далекую пору.