– Чтобы ни один гад никогда не стрелял в детей и дельфинов!
"Ну никак не успокоится. А что, от наркоты дети не страдают? Да Бог с ней. Не буду "дразнить гусей", нет, "гусынь".
– Принято! – поддержал тост.
Вино оказалось вермутом среднего пошиба. Увидев мою недовольную рожу, Мерли усмехнулась:
– Не нравится? Выбери сам. Там есть из чего.
Воспользовавшись ее советом, не колеблясь, выбрал привычный бренд – русскуюй водку "Smirnoff". Теперь мне она вреда не принесет. Иная биохимия, иные ферменты – все в пользу! Выпил залпом полфужера. Закрыл глаза, дожидаясь, пока жидкий огонь опустится в желудок. С шумом выдохнул воздух и отхватил сразу половину бутерброда с красной икрой.
– Теперь, Умник, совершенно понятно, что ты – русский! Только они могут лакать водку фужерами! Даже не разбавил! – безапелляционно заявила рыжая. – Кто б сказал, во век не поверила. А тут – сама видела!
"Ну, чем не визитная карточка!" – размышлял я, принимаясь за следующий бутерброд.
– А еще можешь? – Мерлин разглядывала меня, словно диковинного зверя.
– Только с вами, мэм! Только с вами.
– Нет уж, благодарю, Умник. Я со своей бутылочки, а ты со своей.
Кто бы спорил! Тем более, что опьянеть не удастся. Разве так – совсем чуть-чуть. Ничего не поделаешь – измененный цикл Кребса[6]…
Выпил еще, закусил уже остывшей яичницей, бутербродами с колбасой и сыром.
Мерли раскраснелась, но язык не распускала, помалкивала.
Пытаясь не выказывать своей абсолютной неосведомленности, задавал вопросы, старался больше узнать о той реальности, куда меня забросил проходимец Горио…
– Мерли! Расскажи, что сейчас творится в мире… Я долго болел и много чего пропустил.
В ответ – недоверчивый, испытующий взгляд карих глаз.
– Слушай, а ты не из психушки ли сбежал?
"А это вариант? Можно приплести и частичную потерю памяти". Потупив взор, продолжал молча жевать.
– Угадала? Ты – псих? – не унималась собеседница.
– Меня пристроили туда по ошибке и три года пичкали всякой дрянью,… терзали электрошоками.
"Насчет последних я, наверно, "загнул" все-таки зря. Поздно спохватился!"
– Так ты, значит, буйный? А может, и вовсе серийный убийца? Электрошок применяют только к ним…
– Да тихий я, тихий! – увидев испуганные глаза девушки, попытался как-то успокоить ее.
– Да куда уж тише! Четверых ухлопал и глазом не моргнул!
– Ой! Кто бы говорил! Тоже мне, нашлась пай-девочка! – перешел я в наступление. – Тебя же дуреху и спасал. Где бы ты сейчас была, не подвернись вот такой "буйный". Давай, лучше рассказывай, о чем прошу.
Рыжая недовольно передернула плечами, но, похоже, чуть успокоилась: видимо, мои аргументы оказались убедительными. Встала, включила электрочайник и уже достаточно миролюбиво спросила:
– Кофе или чай?
– Чай и покрепче.
– Ну, так что же тебе рассказать, псих несчастный?
– Ну, хотя бы… политическое устройство мира.
– Странный как для психа вопрос… Ну да ладно. Мир поделен на десять больших группировок-конфедераций, входящих в так называемое Содружество наций: Британское, Евразийское, Исламское, Индийское, Африканское, Южноамериканское, Североамериканское, Китайское, Российское и Японо-Австралийское. Каждая конфедерация имеет свое правительство, армию, валюту. Существует и совещательный орган – Объединенное содружество наций. Ежегодно в нем председательствует кто-то из Большой Десятки. На самом деле пользы от него немного – больше споров и ругани, чем дела…
Позвоночник пронзила дикая боль. Я дернулся, словно жук, проткнутый тонкой иглой коллекционера. На лбу мгновенно выступил пот, ноги и руки предательски задрожали.
– Погоди, Мерли,… погоди. Потом доскажешь, сейчас мне нужно отлежаться: понимаешь, последствия электрошоков… Стану кричать, не пугайся. Часа через три-четыре отпустит. Я пока закроюсь в каюте Диогена, ладно?…
– Попади туда вначале! – фыркнула Мерли. – У меня не получилось. Но ты ведь у нас Умник…
Да, действительно не дурак! С помощью конфискованного у Диогена ключа легко проник в его апартаменты. Закрыл изнутри дверь, бессильно рухнул на койку. Сейчас начнется…
Словно услышав мои слова, невидимый демон, злобно хихикая, стал медленно вворачивать в затылок саморез…
А может, и не демон вовсе, а огромный мохнатый паук, жаливший еще на Земле. Пробрался, гад, за мной, чтобы мучить и здесь…
Нужно как можно дольше попытаться сохранить сознание – потом будет легче. И помнить… помнить, что ничего страшного не происходит – всего лишь нейро-гуморально-физиологические процессы.[7] Активируется новое ядро в ретикулярной формации,[8] возрождаются или создаются центробежные и центростремительные нервные пути[9] в передних и задних рогах спинного мозга. Все предельно просто… и ясно… А видения, образы, галлюцинации – лишь побочная реакция возмущенной коры.
Но всякий раз почему-то начинается с самого гадкого и мерзкого. Того, о чем хочется забыть и никогда больше не вспоминать…
Не прикасаться к гнойному нарыву,… не прикасаться…
Унизительный животный страх, появлявшийся, словно джин из бутылки, при виде рыжего Валерки, жестоко избившего меня, десятилетнего мальчишку на замерзшем пруду и заставившего есть оплеванный им грязный снег. Необъяснимая пустота и равнодушие в день внезапной смерти отца… Грустные глаза и слезы матери, поймавшей мою руку в стареньком потертом кошельке… Мертвая деревня, где по данным разведки должны быть лишь террористы. И вновь страх – на этот раз при виде струи крови, бьющей из случайно поврежденной при операции аорты. Упреки и проклятия Марины, попавшейся "на горячем"… Лица коллег, узнавших о положительном тесте на ВИЧ…
Новая волна боли обжигает затылок и позвоночник, заставляет разжать стиснутые зубы. Крик неудержимо рвется наружу, из прокушенных губ стекают капли крови.
Но даже Ее Величество Боль не всемогуща и не вечна. На смену ей придет забытье, ну а потом, потом все начнется с тумана, леденящего ноги в старенькой беседке санатория "Лесная отрада".
Я почему-то всегда думал, что смерть придет за мной в образе Снежной Королевы – заморозит ледяным дыханием, намертво скует члены, а потом, как бы в награду, подарит забвенье и вечный покой.
Но совсем не ожидал, что воскресну в таком странном месте: где нет ни света, ни тьмы, ни холода, ни жары, ни будущего, ни прошлого. Лишь одно замерзшее, растянувшееся на века мгновение.
Словно куколка в тесном коконе… Дурман наркотического сна… Неясные, будто тени, эфемерные и нестойкие образы…
Самосознание и тело мне вернули боль и жажда. Они мучают и сейчас. Думал, не вынесу, не переживу…
Тогда же впервые появился и старик, которого позже я "окрестил" – Горио. Разорвал кокон, вернул восприятие реальности. Без труда представляю изрезанное глубокими морщинами лицо, перечеркнутую грубым старым шрамом пустую глазницу, горящий огнем безумия черный ввалившийся глаз, лысый череп, седую торчащую клочками бороду, крючкообразный нос и длиннющие серо-белые брови. А также кажущиеся несуразно большими, поросшие седыми волосками уши с бугорками вверху и синеватыми мясистыми мочками.
– Где я?
Хрип, стон, шепот? Не знаю, – сказал или подумал: пить. Дайте пить!
– Хе-хе, – трезубая гримаса старческой улыбки. – Хе-хе. В отстойничке, милок… Но ты держись… держись… Чую, нутром чую – выкарабкаешься. Маленько отоспишься, и выдерну на белый свет… Хе… Яблони в цвету… На, глотни ключевой водицы,… глядишь, полегчает.
Следующий раз я проснулся в обычной, "человеческой", постели с мягкой подушкой, белыми хрустящими накрахмаленными простынями в небольшой комнатке, возле кровати стояла деревянная тумбочка с глиняным горшком вместо вазы. В нем красовались и головокружительно пахли три веточки яблони с распустившимися розоватыми цветами.
Большое окно широко распахнуто. Сквозь него ко мне в гости пожаловал благоухающий ароматами майского сада теплый вешний ветерок. Игриво шевелил простыни, обдувал мое чело, гладил и ласкал, как любящая мать малое дитя. Я вдруг ощутил себя двенадцатилетним пацаном в гостях у тетки. Матушка частенько возила меня к ней под Ярославль на майские праздники, в старенький деревянный домик, спрятавшийся среди яблоневого сада.
7
9