– Елена Денисовна, а я вам дело принес.
– Какое дело? – не сразу включилась Лена, все еще думая об объеме предстоящей работы.
– По убийству у кинотеатра «Октябрь».
– А-а… ну давай сюда. И заодно на словах расскажи, что там вообще.
Петя присел к столу, положил папку перед Леной и вздохнул:
– Да там мало что… Наталья Савина, двадцать лет, студентка факультета иностранных языков нашего университета, найдена на скамейке у кинотеатра. Причина смерти – асфиксия, на шее след от пальца руки. Была одета в черно-белое платье, черные колготки, туфли на невысоком каблуке и плащ, на глазах солнечные очки. Мать убитой сказала, что все эти вещи ее дочери не принадлежали и из дома она уходила совсем в другой одежде. В университете характеризуется положительно, по словам матери, ни с кем не встречалась, подрабатывала репетитором английского у ребенка восьми лет, семью работодателя я опросил – в день убийства Наталья как раз возвращалась после занятий с мальчиком, ушла вовремя, но домой не пришла. Мать забила тревогу, начала обзванивать подруг, до утра на телефоне провисела, в полицию, понятное дело, тоже позвонила, но там сами же знаете… – Петр махнул рукой. – Пока трое суток не прошло, никто и разговаривать не станет. В общем, утром Наталью нашел дворник, и в отделении кто-то вспомнил о ночном звонке матери, показали ей фото, ну и…
– А про вещи ты точно помнишь? – Лена просматривала материалы дела, но старалась больше слушать то, о чем рассказывал Петр, потому что прочитать успеет всегда, а живые впечатления – совсем другое.
– Конечно. Я еще уточнил – мол, как это не ее вещи, а мать говорит – Наташа таких никогда не носила, вообще, в тот день из дома в джинсах и кроссовках ушла. Мы все помойки облазили в том районе, надеялись хоть что-то найти, но нет. И ведь где-то же он должен был труп переодевать, правда? И куда-то потом прятать то, что было на девушках изначально?
– Я тоже об этом думала. Невозможно же разложить тело где-то на скамейке… Может, квартиру снимал?
– Каждый раз в разных районах? – с сомнением произнес Петя. – Сложноватая схема. Это ж надо тогда выслеживать жертву, подгадывать…
– Ты думаешь, выбор жертв спонтанный? Не похоже – они все одного типажа.
– Ну мог ведь увидеть, и – раз! – в голове щелкнуло.
– Нет, Петя, так это не работает, – вздохнула Лена, закрывая папку. – Всегда есть схема, модель поведения, ритуал, понимаешь? К убийству готовятся – надо вещи купить, например, потому что это точно какой-то триггер для Зрителя.
– Может, он оптом где-то отоварился, вещи-то практически одинаковые.
– Практически, но не совсем. И это только лишний раз говорит в пользу моих аргументов – вещи покупались в разное время, у плащей есть отличия по фасону, очки тоже не одинаковые, хотя форма похожа. Платья из разной ткани, только рисунок одинаковый, и два из них без следов этикеток, то есть, скорее всего, сшитые. Нет, Петя, не в один день все это покупалось. И девушки выбирались тоже не спонтанно. Надо попробовать опросить знакомых, может, кто-то в учебных заведениях заметил что-нибудь… или девушки родным жаловались…
– Хотите меня тоже привлечь? – с опаской поинтересовался Петя. – У меня так-то завал, потому вам это дело и отдают…
– Дело мне отдают потому, что таких случаев уже три, – опять вздохнула Лена. – Я бы, конечно, не отказалась от помощи, но раз ты занят…
У Крашенинникова, видимо, проснулось что-то типа совести, потому что он чуть покраснел и предложил:
– Могу заново университет, где Савина училась, отработать, я там со многими переговорил. Ну и с родителями… им, наверное, легче будет со мной говорить, чем заново все это переживать, рассказывая вам.
– Спасибо, Петя, ты бы мне очень этим помог. Мне еще по свежему трупу надо определиться, а потом уж начинать ворошить старое.
– Я поеду тогда? – Он поднялся и посмотрел на Лену вопросительно. – Мне как раз в сторону университета нужно, по делу о краже… Заодно и зайду.
– Хорошо. Если будут новости – звони.
Крашенинников кивнул и выскочил за дверь так проворно, словно боялся, что Лена нагрузит его еще чем-нибудь.
Она посмотрела на закрывшуюся дверь и поймала себя на мысли, не дававшей ей покоя уже примерно полгода. Петя Крашенинников изменился с тех пор, как она перетащила его сюда, в провинцию, из Москвы, и эти изменения Лену, скорее, огорчали. Первое время Петя вникал во все, лез буквально в каждое дело, старался работать как можно больше, очень нравился и операм, и сотрудникам Следственного комитета. Но… прошло какое-то время, и молодой следователь словно бы растерял весь пыл, с которым брался за дела сразу после переезда.