- Ой, на мне сходится, даже кончик болтается и ещё дырочки остались! - похвасталась Лиля.
- Да бери уже, бери. Блесни. Ты ж у нас королева бала...
И теперь Лиля заявилась к ней - как всегда не ко времени - встрёпанная, с опухшим со сна лицом («Она что, только встала? Двенадцатый час...»)
-А я в воскресенье поспать люблю, - ответила Лиля на невысказанный вопрос и протянула Рите поясок со стразами, который одалживала «на вечер».
Чёрт её принёс! Рита даже не успела убраться, успела только принять душ после занятий. Вместо ответа она метнулась в комнату, набросила на вделанный в стенку балетный станок попавшееся под руки покрывало, ногой задвинула под него гантели и оглянулась - вроде бы всё? Да, ещё гимнастический коврик. Рита скатала коврик в «колбаску», повернулась и... увидела Лилю, которая с интересом за ней наблюдала.
- Эт чё такое?
- Эт гантели. Пошли на кухню, сейчас завтракать будем.
Лиля подошла к Рите и сунула в руки перламутровый поясок, который Рита машинально надела. Поясок обернулся вокруг талии дважды и сполз на бёдра, Рита любила его надевать и всегда носила дома. Господи, она про него и думать забыла, переживала, что Лиля не хочет её видеть и больше не придёт. Рита улыбнулась.
- Ну, ты даёшь, - только и сказала Лиля. Так чего мы есть-то будем?
- Озёрную форель, запечённую с розмарином.
- Ну, ты даёшь...
Отношения, покачнувшись, снова наладились. Рита была этому рада: ей не хотелось потерять Лилю - больше ведь никого не было. Никого. Она сама так решила, сама выбрала одиночество. Не подходила к телефону, потому что отвечать на звонки было больно: друзья с восторгом рассказывали о новом репертуаре, о том, куда ездили на гастроли (кого взяли, кого оставили «отдыхать»)
О том, как Мишка Микульшин по уши влюбился в Анечку Павловскую и на поддержке еле её удержал и чуть было не уронил. Поскольку думал не о том и держал не там, где следовало.
«Ну, ты Мишку знаешь, он во всём Аньку обвинил, типа повесилась на нём своими килограммами, кто ж такую удержит, типа он не штангист. Анька ему по роже залепила за кулисами, с треском, с обеих рук! - на поклон вышел с побитой мордой и улыбаться уже не мог, на Аньку злился. И всем говорил, что Анька Павловская и Анна Павлова - это две «ох...нные разницы, и он это понял, это как у батарейки плюс и минус». Говорил-говорил и «договорился». Анька из-за него отказалась от гастролей.
Мишка теперь бесится, бегает за ней, уговаривает, а она ни в какую. Вот такая «Весна священная», Стравинский в сторонке стоит, любуется. С кем Мишке теперь танцевать, партнёршу менять?! Нам через неделю в Грецию ехать, а тут Микульшин, со своим высоким прыжком... на жопу приземлился. А Анька плачет и не соглашается».
Приземление
Только Рите в сто пять раз хуже, чем Мишке. Вот она-то «приземлилась» капитально. Фундаментально. И все эти разговоры, взлёты и падения, разочарования и триумфы - больше не казались важным, а подробности больно ранили, поскольку не имели к ней отношения. Ей даже на полупальцы вставать больно. Хотя ходить не больно, и прыгать тоже, если недолго. Жить в принципе можно....
После этих «дружеских» звонков Рита не находила себе места. Хотелось покончить с собой, потому что её вычеркнули из жизни, а другая ей не нужна: ненавистная аптека, сотрудницы, с которыми за день она не обмолвится ни словом, одинокие вечера, заполненные вышиванием и йогой, которой Рита увлеклась от скуки и занималась вместе с каналом «Живи», удивляясь самой себе - зачем ей эта хвалёная йога, в которой ничего сложного.
А чем ей ещё заниматься? Рита понемногу привыкала к «сидячему» образу жизни, полюбила вечера у телевизора с чашкой кофе в руках и ярким экраном плазменного телевизора «Панасоник», за который отдала пятьдесят тысяч (зачем ей дешёвка?)
Часть 9-я. Трудотерапия
Образ жизни
Рита пришла к выводу, что образ жизни с годами превращается в привычку и становится не образом жизни, а просто жизнью. У кого-то в тридцать шесть жизнь только начинается (и так бывает), а у неё, Риты, кончилась. И наступил конец света. Но Рита не сдавалась, и только улыбалась и качала головой, когда аптечные «девчонки» приглашали её после работы в гости, в кино или в парк - Рит, ты же говорила, одна живёшь? Что тебе дома сидеть, пошли с нами!
От приглашений Рита неизменно отказывалась и отвечала уклончиво: «Девчонки, не могу, я правда не могу». Приходила вечером домой, включала магнитофон и танцевала - одна, в темноте, в зыбком свете свечей, которые всегда зажигала вместо люстры. Потом занималась - не могла без этого. И думала о том, как ей теперь жить.
В зеркалах отражалась прежняя Рита, какой она была всегда. И сил хватало, и форма была, а жизни не было. Жизнь пришлось начать заново, с нуля. В аптеке она - ноль. Она везде - ноль: ничего не умеет, ничего не знает, всему нужно учиться заново.