Постепенно чары рассеялись. Муж не храпел, а дышал ровно, тихонько причмокивая при каждом выдохе. «Чужой человек в моей постели», – отстраненно отметила Иветта. Почему муж стал для нее чужим, когда это произошло? Ответов не было. Иветта вспомнила минуты унижения, пережитые накануне. В таком свете Валентин себя показал впервые. Неужели приревновал к Амосову? И была ли вспышка ярости случайной? Ей вспомнилась глухая стена непонимания, вставшая между ними в последние годы. Да и было ли понимание в начале их брака? Почему опровергнута поговорка «стерпится – слюбится», почему не слюбилось? Может, дело в том, что сердце ее было больно романтической любовью к другому человеку, когда она выходила замуж за Валентина. Ну зачем, зачем она так поторопилась тогда! Иветта с силой сжала пальцы в кулак, так что ногти больно впились в ладонь. Снова вспомнился сон. «Вот теперь я тебе, Валечка, действительно изменила, – равнодушно подумала она. – Изменила во сне».
5
Иветта обежала фабричные инстанции, получила нужные резолюции, и теперь ордер на выдачу пары обуви гражданину Амосову В.В. был у нее в руках. Согласно ордеру означенный гражданин принимал в опытную эксплуатацию мужские кожаные полуботинки бежевого цвета, артикул такой-то, дата изготовления – январь 1983 года. Через полгода он обязывался вернуть пару на фабрику для лабораторной экспертизы.
Амосов вышел с фабричного склада, держа под мышкой вожделенную коробку. Приобретение полагалось обмыть, что Амосов и предложил сделать. Но до конца рабочего дня было еще далеко, а Иветта не могла уйти с фабрики. Вечером она торопилась домой, к мужу и детям. Оставалось одно – посидеть в фабричной столовой.
Обеденный перерыв уже закончился, но буфет работал. Отдельные начальники, которым рабочий график не указ, спокойно завершали трапезу чашкой кофе или чая с лимоном. Пустынность помещения да горы грязной посуды на столиках рядом с мойкой удручали глаз человека со стороны. Амосов покачал головой, но последовал за Иветтой. Они с трудом выбрали столик почище: почти на каждом красовались рассыпанные крошки, желтые лужицы разлитого компота, красные пятна от борща. Убирались здесь только после закрытия.
Сгорающая от стыда Иветта смахнула крошки и решила на правах хозяйки заказать кофе. Но Амосов, остановив ее движением руки, подошел к стойке. Усталая, вечно недовольная буфетчица оживилась при виде импозантного, явно не фабричного мужчины в светлом костюме и с шейным платком вместо галстука. Тетка подалась вперед и, хотя красавец был со спутницей, жеманно растянула губы. Амосов улыбнулся в ответ. В результате обмена любезностями Владимир вернулся с трофеем: буфетчица не только расщедрилась на полноценные порции кофе, но и выудила из-под прилавка припрятанную коробку зефира.
Иветта впервые осталась один на один с кумиром школьных лет. Полтора десятилетия безумных фантазий наконец воплотились в свидание. Ее сковала робость, мышцы одеревенели, спина застыла в полусогнутом положении. Куда подевалась решительная, деловая Иветта Николаевна? Та, что все утро обивала пороги начальственных кабинетов? Перед Владимиром снова сидела старая знакомая – нескладеха Ива Кривошеева. Между тем сам он вел себя просто и естественно, уже не изображая великого артиста, как на школьном вечере. Не рисуясь, говорил об обыденных вещах: сложностях с жильем, унизительной зарплате. Но попытки Иветты повернуть разговор в русло общих воспоминаний его тяготили. Пожалуй, Владимир запомнил об Иве лишь то, что она дружила с Жанной. В Жанку Белецкую Володя был влюблен, хотя и без взаимности. Впрочем, у них всегда находилось о чем поговорить. Да и теперь он мог обсуждать с ней актерское закулисье. Но Иветту не интересуют театральные сплетни – она спрашивает, почему он не ответил на ее записку, переданную Жанной, почему не пришел на свидание в Летний сад сто лет назад. Чудачка. Сколько таких записок ему писали глупые одноклассницы… Не мог же он отвечать на все! Владимир решил перевести разговор на сегодняшний день. Раз уж он оказался на фабрике, надо изучать здешнюю жизнь: вдруг пригодится?
– Иветта, скажи, у вас тут случаются занятные конфликты?
– Володя, дорогой, дай мне забыть о фабричных делах хоть на полчаса.
Мысли Иветты были так далеко от этой грязной столовой! Она уже погрузилась в далекий мир отрочества, в мир почти забытых любовных переживаний. И все невысказанные слова, все утопленные в подушке признания изливались рекой: