Иветта перестала поддерживать разговор, принявшись за принесенный из дому овощной салат. Бузыкин подхватил кружку и ретировался в свой закуток за стеклом. В тот же день на общем собрании он накричал на Иветту: выйдя из комнаты, она оставила включенной настольную лампу.
– Доколе вы будете разбазаривать энергоресурсы, многоуважаемая Иветта Николаевна?! Извольте следить за собой, не то я сниму с вас квартальную премию! Не посмотрю, что вы – старший технолог!
И не рассчитывайте на семейственность. То, что ваш муж начальник отдела охраны труда, не освобождает вас от следования общим правилам.
Иветта чуть не расплакалась. Она изо всех сил крепилась, чтобы задержать слезу, дрожащую на нижнем веке. Наклонив голову, прикрыла глаза ладонью, как козырьком, и тайком вытерла глаза. Ей было очень стыдно перед сослуживцами. Задыхаясь от собственной смелости, она возразила:
– Извините, Георгий Андронович, но ваша лампа вообще никогда не отключается.
– Вы! Как вы смеете указывать мне… Неожиданно Бузыкин прислонился к стене и начал медленно сползать на пол, хватая ртом воздух. Сотрудники бросились поддержать начальника, кто-то уже набирал по телефону номер санчасти. Тут Бузыкин решительно поднялся с пола и прошептал, что справится с недомоганием сам – врача ему не надо. Испуганные подчиненные замерли в ожидании, Иветта тоже дрожала от страха. Но дальше ничего не произошло: Бузыкин слабым голосом объявил, что собрание окончено, и удалился в свое застеколье.
За ужином, когда дети выбежали из-за стола, муж с нескрываемым удовольствием признался:
– Я сегодня вставил фитиль вашему Бузыкину. Написал докладную директору, что в лаборатории нарушены сроки проверки огнетушителей.
Так вот в чем причина начальственной бури!
– Ты ему вставил фитиль, а он мне. Скажи, Валя, так ли необходимо было писать докладную? Устранить недочет иначе никак нельзя?
А что это, милая, ты его защищаешь? Между прочим, ваша Светочка мне доложила, что вы с Бузыкиным все обеденные перерывы воркуете как голубки. Старый хрен! Седина в бороду – бес в ребро! После воскресной выпивки, как всегда с похмелья, Валентин был охвачен немотивированной злобой. С утра он обрушил ее на Бузыкина, теперь на жену. Иветта старалась погасить пожар:
– Брось, Валя, говорить глупости. Ты сам знаешь, что я с трудом выношу нашего Бузыкина. Мне Просто некуда деваться в обед.
– Так. Бузыкина переносишь с трудом. А юного художника Глеба – с удовольствием? Мне дети рассказали, как ты вчера весь день перед ним просидела. Позировала, скажите пожалуйста! Хорошо хоть не в голом виде. Впрочем, с тебя станется. Не было бы рядом детишек, ты бы и в чем мать родила предстала…
– Прекрати, Валя. Да, Глеб меня рисовал. Ему для зачета нужно определенное количество рисунков. Что тут особенного?
– Что особенного?! Замужняя женщина ведет себя как соплячка, без стыда и совести. Этот художник тебя в постель позовет, ты и прыгнешь с радостью!
– Я не буду продолжать разговор в таком тоне.
К счастью, на кухню ворвались дети, и у Валентина хватило ума замолчать. Иветта с трудом заканчивала привычные дела, все валилось у нее из рук. После ужина она вымыла посуду, начистила картошки на завтрашний день, проверила уроки у детей. Анечкины тетрадки были, как всегда, безупречны. Сережку, как всегда, пришлось заставить переделать задание…
Дети заснули, забрался в кровать и Валентин. Но Иветта, хотя и устала, медлила. Взяла порванные брючки сына, занялась починкой. Иголка то и дело колола ей пальцы. Истерический припадок начальника, придирки мужа, плохие отметки сына – все ложилось тяжелым камнем на душу. Иветта отложила брюки и побрела в ванную: оставалось еще прополоскать рубашку Валентина, не запускать же ради одной вещи стиральную машину. Иветта наклонилась над тазом, подставила руки под Струи воды. Стало немного легче. Но желтоватые от пота рубашечные подмышки вновь повернули мысли к мужу. Валентин только на первый взгляд добрый семьянин. По сути – он деспот, исключивший из ее жизни любые радости. Сходить на выставку – грех, почитать на ночь – блажь. Только в конце обеденного перерыва да в троллейбусе Иветта могла погрузиться в мир книжных грез. Не ради чужих историй она листала страницы, но Неистово искала ответы на мучающий ее вопрос: как прожить без любви? Большинство женщин переживали оттого, что мужья их оставили. Ситуация Иветты была уникальной – или казалась ей таковой – вынужденное сосуществование с нелюбимым человеком.
Валентин ревновал Иветту ко всем: начальнику, однокласснику, случайному знакомому. Даже к книгам – полагал, что, читая их, жена мысленно предается разврату. Внезапно Иветта поняла, что мужа бесит ее внутренний мир, куда ему нет доступа. Но винить в этом Иветту? Не она опустила шлагбаум перед Валентином. Он не захотел приподняться, чтобы переступить совсем невысокий порожек, отделяющий душу жены. Что было тому помехой: нежелание Валентина расширять кругозор или его душевная глухота? А если Иветте прикинуться простушкой, не выказывать своих знаний, интересов, стремлений? Но играть роль изо дня в день невыносимо. Дом – единственное место, где мы можем и где должны быть самими собой.