Иветта медленно, как сомнамбула, встала на колени, повернулась к изголовью, приподняла огромную, тяжелую подушку и… Бешеная энергия злобы, бушевавшая в Иветте, направила подушку на ненавистный череп. Иветта с диким криком упала грудью на мягкую гору и всем телом придавила голову Валентина. Волосатые ноги с силой взлетели вверх, отбивая невидимый мяч. Прорвались приглушенные подушкой хрипы Валентина. Тело его выгнулось дугой и, наполненное великой силой жизни, победило. Преступница перевернулась в воздухе вместе с подушкой и полетела на пол.
Иветта сидела на холодном паркете, боясь пошевелиться. Острая боль в щиколотке сковала и в то же время обрадовала ее: она восстанавливала ту границу, которую только что преступила Иветта. Насилие имеет право на выход только во сне, сегодня оно прорвалось наяву. Вместо безобидного хомячка из темницы подсознания вырвалась кровожадная тигрица. Беспощадный внутренний судья уже вынес приговор Иветте, не дожидаясь реакции мужа Валентин тем временем пришел в себя и зажег свет Жена по-прежнему обнимала подушку, чуть не ставшую орудием убийства. Слезы текли по бледным щекам.
– Ты совсем спятила, мать! Чуть не задушил; меня. Хотя бы объясни, в чем дело?
Но Иветта ничего не смогла бы объяснить даже самой себе. Она лишь тихо прошептала неуместное «извини», будто ненароком наступила мужу на ногу Валентин покачал головой, что-то бубня про себя Затем встал с кровати, чтобы помочь жене. Иветта отбросила подушку и попыталась подняться, но тут же вскрикнула и вновь опустилась на пол. Теперь она, поджав здоровую ногу, больную баюкала, как младенца. Валентин понял, что травма у жены нешуточная. Он расправил постель, приподнял Иветту и уложил в кровать:
– Ну как ты, ничего?
– Ничего. Ложись, Валя, спать.
– А снова душить не вздумаешь? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил Валентин.
– Душегуб вышел из строя, – тоже отшутилась Иветта.
Она осторожно повернулась спиной к Валентину и сделала вид, будто засыпает. Однако боль в ноге не давала забыться и не позволяла думать о чем-то отвлеченном. Одна мысль сидела в мозгу занозой: пусть боль утихнет, больше мне ничего не надо.
На следующий день пришлось вызывать неотложку: самостоятельно до травмопункта Иветта бы не добралась. Рентген показал закрытый перелом. Врач сковал ногу гипсом в виде серой твердой тапочки и отправил Иветту домой. Больничный ей не полагался, так как травма считалась бытовой. Валентин поймал такси, отвез жену домой, а сам отправился на работу.
Очередь продвигалась медленно. Кто-то норовил влезть сбоку, кто-то пристроиться к знакомым. То и дело слышался возмущенный возглас: «Вас здесь не стояло». Валентин, вопреки обыкновению, не вступал в перепалку. Он задумчиво продвигался маленькими шажками, погруженный в невеселые мысли. Недавняя выходка Иветты его обескуражила. Он не мог понять, чего ей не хватает, почему она вечно раздражена и угрюма. Он ли не старается для семьи, для детей: запасает продукты, выстаивает очереди. Разве что выпьет дома рюмочку-другую, но ведь не в подворотне, как иные. Что надо жене? Ее требования казались ему глупыми. Да, в первые годы брака он послушно следовал ее указаниям. Носил ту одежду, которую она выбирала, хотя сам неудобному пальто предпочел бы куртку. И маленькая кепка казалась ему простоватой – до женитьбы он ходил в шляпе. В их поселке шляпу носил только председатель сельсовета! Однако Валентин не перечил Иветте, расстался со шляпой и облачился в пальто. И еще одна уступка жене и нынешней должности: сковывающий движения пиджак. О галстуке и говорить не приходится – форменное мучение. Однако дома он имеет право ходить в чем хочется. Например, в старых, очень старых свитерах и брюках: Валентин привык экономить. Просил Иветту заштопать протертые места на локтях и коленях, поставить заплату на зад. Но вместо починки Иветта покупала ему спортивный костюм, который потом долго лежал в шкафу. Виданное ли это дело – ходить дома в новом? И Валентин упрямо натягивал рванье. На этой почве между супругами не раз возникали ссоры.
И не только нелады в отношениях с Иветтой удручали Валентина. С некоторых пор он стал ощущать себя в семье чужим, лишним, одиноким. И детей. считал Валентин, Иветта настраивает против отца. Отчитывает его в их присутствии. Да и теща ни к месту вмешивалась: когда Валентин хотел свозить Сергуню в поселок, воспротивилась. Сказала, не позволит ребенка мучить. Что там он наберется глистов да скверных ругательств. Как будто в городе он их не узнает – на любом заборе прописи! И каждое лето, пока не взяли свой участок, приходилось снимать дачу под Ленинградом, платить деньги, подстраиваться под хозяев. К счастью, скоро Валентин достроит дом и будет сам себе голова. Баста, больше никаких дач.