Что же вы, милые мои, сговорились? Вы меня превратили в похоронное бюро. Я боюсь уже света, людей, жизни… Я вижу впервые мужчину — первое, что я вижу: как он лежит в разверстой могиле. И себя в порванных одеждах, в слезах и горе… (Всхлипывает. Ей себя жаль. Подбирает японца и сдувает с куклы пыль. Подвешивает.) Ладно бы, если бы вы меня не любили… Или — ну, если бы я не любила вас… Сколько есть женщин: муж умирает — у них праздник. Все для них расцветает. Новая жизнь. Я же — все помню, всех люблю, но почему-то страдаю, страдаю… (Поднимает с пола дона Ларетта и тоже сдувает с него пыль, поправляет одежду.) Господи, кто придумал любовь?… Кто придумал смерть?.. Кто придумал одиночество?.. (Всхлипывает.) Покинул меня, мой любимый… Оставил мне столько денег, а чего мне теперь с ними делать?.. (Устраивает куклу на ее законном месте — на карусели.) Конечно, спасибо тебе, мой любимый: я богатая, все у меня есть… Но если бы знал ты — одновременно — какая я бедная и как мне ничего не нужно… (Появляется Джонатан. Он — нетрезв. Вполне даже можно сказать, что он — пьян. Нетвердо ступая, направляется к ней.)
Джонатан. Куда ты меня посылала — там я его не нашел…
Мэрилин (торопится ему навстречу, чтобы поддержать). Ой, Джонатан, как ты ходишь, держись, ты же упадешь…
Джонатан (за нее цепляется, как утопающий за соломинку, наваливается на нее всей своей тяжестью). А правда: я не искал — и не нашел… Мм… М… Мэрилин, ничего, ты не бойся: если я упаду — я опять встану… М… Ох, какая ты хорошая женщина, как ты хорошо меня держишь…
Мэрилин (держится изо всех сил). Ты безумно тяжелый…
Джонатан. Неправильно говоришь, Мэрилин: я не тяжелый — я сильный… Смотри, вот, если хочешь, потрогай меня, какой я сильный… (Напрягает руку.) Тут трогай, тут… Можно-можно, не бойся… Ты чего, не хочешь меня потрогать?..
Мэрилин. Я верю, потом… Все равно ты тяжелый… А сам ты не сможешь держаться?
Джонатан. Черт, я как будто… Сейчас… Я почему-то сегодня так надрался, меня теперь так качает, как будто я на очень маленькой лодке, а вокруг меня плавают — такие большие волны… А чего это я так надрался, Мэрилин, мне интересно… Что, ты не знаешь?.. Ах, Боже мой, старый товарищ приехал — Антоха!.. Антоха, Антоха…
Мэрилин. Он только что был тут — опять исчез… Он очень странный. Я ничего не понимаю. Может быть, ты понимаешь?
Джонатан. А черт его знает, Мэрилин… У меня мозги есть, я думаю: разве умный человек от тебя убежит? Он умрет — а не убежит!
Мэрилин. Не надо про это, прошу!..
Джонатан. Про это — м… Это — м… Не про тебя — мм…
Мэрилин. У него умные глаза, добрый взгляд, он, кажется, интеллигентный человек, но он — странный…
Джонатан. Именно, Мэрилин!.. Ему 52 года, а его послушаешь — он говорит, как будто он мальчик!..
Мэрилин (взмаливается). Стой… держись на ногах… мне тяжело!..
Джонатан. Ох, милая, извини, извини… Ты знаешь меня, мм… Что это я хотел сказать?.. Я, знаешь, когда его слушаю — мне тогда кажется, что все, что я понимаю про жизнь — что это, оказывается, не жизнь, вот… А про то, про что понимаю — как будто я понимаю совсем про другое!.. И совсем про другое я тоже, оказывается, не понимаю!.. То есть, я уже, Мэрилин, оказывается, ни хрена не понимаю — понимаешь?..
Мэрилин (с трудом, но все-таки как-то удерживает его). О чем ты сейчас говоришь, Джонатан, — я тоже не понимаю…