Мэрилин. Антуан, мне так больно, не надо…
Антон. Она же моя!.. Ты сказал, что она — моя!..
Мэрилин. Ой, Господи, как мне больно, Господи…
Антон. Да пусти ты ее — прямо клещ…
Джонатан, по видимости, плохо соображает, чего от него хотят, он просто упрямо, изо всех сил держится за нее всеми руками.
Мэрилин. Платье порвали — ну, вот…
Антон. Так, значит, ты лгал мне, ты лгал!.. (Наконец, отбивает добычу.)
Мэрилин (тут же обнимает Антона). Антуан!..
Антон (возбужден схваткой, дрожит). Тогда ты подлец!.. Как был подлецом всегда!.. Всегда мною пользовался!.. Дружбой, вещами, женщинами!.. Ты всегда, ты всегда!..
Мэрилин. Только уже не бросай меня больше, прошу…
Антон. И в детстве ты мучил меня, и сюда ты позвал, чтобы мучить!..
Мэрилин. Пусть уйдет, я боюсь, он какой-то сегодня…
Антон (не в силах остановиться, выкрикивает обидные слова). Не верю! Я больше тебе не верю!..
Мэрилин. О, Боже…
Джонатан. Х-ху!.. (Вдруг, зажмурился, буйно затряс головой и дважды проплакал). Х-ху!.. Х-ху!.. (Нетвердо ступая, уходит прочь.)
Тишина.
Антон. Жора…
Мэрилин (удерживает). Не надо, пожалуйста, не уходи… Ты, ты…
Антон (растерянно). Он — ушел…
Мэрилин. Пусть уходит, оставь ты его, пусть…
Антон (мягко, но решительно отстраняется). Нехорошо, он — мой друг… Я обидел его…
Мэрилин. Подожди…
Антон. Я вернусь… Я должен ему сказать, он — мой друг… Я очень его люблю, я должен… Простите меня, простите…
Мэрилин. Но я же прошу тебя, я прошу!..
Он останавливается. Удивленно, как впервые, смотрит на нее.
Почему ты не слышишь меня, когда я прошу?.. Я вижу тебя впервые — впервые прошу!.. Я не знаю тебя, совсем не знаю — но все-таки прошу, я прошу!..
Тишина. Только кажется, слабое эхо где-то вдали шуршит: шуу, шуу… И свет, вдруг, в жилище странным образом меняется.
Я не знаю, что есть там, за небесами. Говорят, что-то есть. Дай Бог, чтобы было… Или мне не понять: куда все девается?.. Молодость, любовь, надежды — где это все?..
Молчат.
У меня нет детей, у меня нет семьи. Я живу взаперти и жду — может быть, еще что-то будет у меня?.. Может быть, еще не все потеряно?.. И будет радость?.. И будет любовь?..
Антон внимательно смотрит на нее. Она печально глядит на кукол.
Я любила их. Я молилась на каждого из них. Так получилось, я в жизни умею одно: любить… И хочу одного: быть любимой… Что, разве я много прошу?.. Немножечко счастья, немного тепла… Проснуться — увидеть рядом живое лицо… Услышать живое слово… Живые руки… Я не хочу одна, Господи, я не умею одна, разве так трудно, разве так невозможно?
Антон было делает шаг к ней навстречу — она тревожно спрашивает.
Что, ты думаешь, поздно?.. Уже ничего у меня не будет?..
Он опускает голову и молчит.
Ну, что, говори, говори!.. Ну, я же прошу тебя, я прошу! Я прошу!!.
Тишина.
Антон. Я, наверно, старею. (Отворачивается, отходит; вдруг, опять пристально смотрит на Мэрилин.) Я тоже все чаще вспоминаю детство: улицу, двор с детьми, парк с озером через дорогу, высохший фонтан, нищих послевоенных старушек, дерущихся из-за женщин военных, и по вечерам музыкантов во фраках, играющих странный вальс…
Откуда-то издали возникает вальс. Действительно, странный и красивый…
Что-то я там провинился, не помню… Родители заперли в комнате, сами куда-то ушли… Впервые остался совсем один и не знал, что мне с собой поделать… На окнах решетки — тюрьма… Вокруг — ни души… Зачем-то полез по стене за старым пауком под потолком — и упал… Больно ушибся, заплакал… Одноглазая кошка Матильда запрыгнула на подоконник, жалобно замяукала… Кто-то ей шерсть подпалил, пахло паленым… Я позвал ее, чтоб пожалеть — она испугалась, убежала…
Пристально смотрит на Мэрилин, делает шаг к ней.
Помню отчетливо свое первое ощущение одиночества — тогда меня поразившее… Мир был огромным, а я был маленьким… И я был чужим и не нужным этому огромному миру… Я боялся его и не понимал, зачем я явился в него?..