— Если воду как следует не прокипятить, то может вспыхнуть эпидемия дизентерии, и тогда мы не довезём детей живыми, — строго предупредила Оксана Степановна.
Растапливать титан я начинала в четыре часа утра, чтобы к восьми вода успела прокипеть и немного остыть, иначе дети ошпарятся. Кормили три раза в день: на завтрак кусок хлеба с тёплой водой, на обед каша — спасибо родному заводу за полевую кухню в прицепной теплушке, на ужин — снова хлеб или несколько сушек, приправленных горстью сушёной кураги. Съестные припасы, взятые из дому, исчезли в желудках в течение первых дней, и сейчас наш девиз: экономия, чистота и порядок.
— Евграфова! Что ты стоишь, как колода?! Пойди вытри около титана! Развела грязь, словно в свинарнике! — зычным голосом рявкнула на меня Нюрка Моторина.
Я никак не могла перестроиться с Нюрки на Анну Филипповну и мысленно продолжала называть её Нюркой, как большинство соседей в нашем старом дворе.
Взглянула за её спину, откуда сын Витька корчил мне рожи, подумала, что Витьке пошла бы на пользу старая добрая трёпка за уши.
Я пожала плечами:
— Около титана было чисто, и если кто-то из ребят нечаянно пролил воду, то я вытру.
Мне приходилось с трудом удерживаться от дерзости, но я с самого начала решила, что не стану поддаваться на провокации, а то слово за слово, и до драки может дойти. Ну уж нет! Пусть бесится, сколько ей угодно.
Моё внешнее спокойствие выводило Моторину из себя, и она из кожи вон лезла, выдумывая всё новые придирки. Сначала мне было обидно до ужаса, но потом я подумала, что каждая обида, как камень, который ты кладёшь в свой заплечный мешок. И в твоей власти скинуть разом весь груз и идти налегке, но ты почему-то предпочитаешь тащить его дальше. Я свой мешок тащить не хотела, собирать коллекцию обид тоже, а значит, наилучший выход — не обращать внимания. Правда, у меня не всегда получалось закрывать глаза на явную несправедливость, но я училась.
В самом начале пути я сходила к Оксане Степановне и попросила перевести меня в другой вагон. Оксана Степановна надела очки и пристально посмотрела мне в глаза.
— Ульяна, ты взросла девушка и должна понимать, что нам сейчас не до детских капризов «не хочу, не буду». Состав сопровождающих укомплектован, и я не желаю никого из них срывать с места. — Её взгляд потеплел. — Работай и не жалуйся. Кстати, это станет для тебя хорошим уроком. Помни, что терпение и смирение относятся к добродетелям.
— Евграфова, иди посмотри, что там в туалете засорилось. Почему девочки жалуются?
Обтерев руки о тряпку, я побежала в туалет, где, прижавшись к стене, рыдала маленькая Лариса.
— Лара, что случилось?
— Там, там. — Захлёбываясь слезами, Лара показала на сливное отверстие, где сквозь дырку были видны медленно проплывающие шпалы. — Я уронила туда куколку.
— Девочка моя, — я присела на корточки и взяла её маленькие ручки в свои, — куколку теперь не достать. Но я обещаю, что у тебя ещё будет много прекрасных кукол, гораздо лучше, чем эта. Главное, помни, война скоро закончится, просто надо немного потерпеть. Терпение и смирение относятся к добродетелям. Представь, что твоя новая кукла где-то сидит на полке в магазине и ждёт свою хозяйку. Кстати, как ты её назовёшь?
Девочка на миг задумалась.
— Не знаю. — Она вытерла слёзы подолом платья. — Можно я назову её Ульяна, как тебя?
— Договорились! — Я вывела Лару в вагон и нашарила в кармане ириску. — Вот, возьми. Не плачь и думай про новую куклу.
Едва усадила Лару, как по вагону прокатился короткий выкрик Моториной:
— Евграфова! Иди сюда!
«Да чтоб тебя разорвало», — вскользь пожелала я, пробираясь в другой конец вагона, где Нюрка Моторина вдвоём с сыном заняли целую нижнюю полку, что в переполненном вагоне было неслыханной роскошью.
— Евграфова, — Нюрка обтёрла рот двумя пальцами (ела что-нибудь, зараза!), — почему у тебя мальчишки днём разодрались?
Кира и Серёжа действительно поссорились из-за пустого спичечного коробка. Я коротко отрапортовала:
— Дети. Я уже разобралась с конфликтом.
— Рассади их на другие места и скажи, чтобы вели себя тихо! — Привстав на колени, Витька что-то зашептал матери на ухо. Нюрка кивнула головой: — И ещё скажи, чтоб моего Витюшку не назвали маменькиным сынком. Услышу — выставлю в тамбур.
Я вспыхнула:
— Не имеете права! Сами разбирайтесь со своим Витюшкой.
— Да ты!.. Кто ты такая? Тебя из милости в эвакуацию взяли! Мать едва не в ногах перед директором валялась, не тебе мне указывать! — Наливаясь краснотой, Нюрка стала приподниматься с места, словно хотела ударить меня по лицу.