Бернар вернулся к вечеру, и появление старшего медведя породило немалое оживление у ящерицы. Выбравшись из таза и оставляя мокрые следы, она отправилась встречать Бернара, путаться у него под ногами и обиженно сопеть, если он не обращал на неё внимания. Мужчина с не меньшим удивлением поглядывал на когиану, явно не ожидая столь бурного проявления эмоций от хладнокровного существа. Немного понаблюдав за несколько растерянным медведем и упорно крутящейся вокруг него ящеркой, Арнетти решила назвать когиану Берилл. Красивый камень и как раз зелёным тоже бывает, а ещё почему-то казалось созвучным — Бернар и Берилл.
Главное, самому Бернару про созвучие это не говорить.
Не поймёт ведь.
Или поймёт, но неправильно.
После ужина Бернар задержался за столом, расспросил Арнетти об устройстве ящерицы и её собственном. Слово за слово, одна тема незаметно уступила другой, а там и третьей, и беседа затянулась допоздна. Было и самой любопытно послушать о житие-бытие на острове, и приятно, что с неподдельным интересом слушают её. Только за своей речью приходилось следить, дабы ненароком лишнего не сболтнуть, но в целом Бернар вряд ли видел разницу между настоящей жизнью Арнетти в мире людей и неким условным городом в Тёмном княжестве, где она якобы жила. Рассказывать про Агатовую чайку было проще, в княжеской резиденции не водилось никакой экзотики родом из прошлых веков, разве что интернета нет, а так всё почти как дома. Кое-что Бернару, как и Ринде, было в новинку, однако в остальном мир за пределами озера Туманов мужчина знал куда лучше, нежели его дочь.
На следующий день зарядил дождь.
Не такой ливень сплошной стеной, как тот, под который угодила Арнетти, но послабее, докучливый мелкий дождь, идущий то сильнее, то тише, не прекращавшийся весь день напролёт.
И всю ночь.
Назавтра ситуация не изменилась.
Свеженаречённая ящерка вновь впала в меланхолию, по мебели почти не лазила, куда не попадя не убегала и большую часть времени проводила либо в тазу с водой, либо на коленях Арнетти. Арнетти даже рискнула снять с неё веревочную шлейку. Ночевать Берилл желала исключительно с ней же и едва Арнетти устраивалась на узком диване, как когиана запрыгивала следом и укладывалась спать прямо на хозяйку, выбирая при том точку повыше и усложняя и без того непростые попытки перевернуться с бока на бок.
Пострадав ещё пару десятков страниц над «Зовом луны и доводами рассудка», Арнетти отложила книгу и попросила листик-другой бумаги, какой не жалко, и пишущий инструмент. Лучше набросок сделать, позже наверняка пригодится, чем читать роман, к коему душа не лежит. Упорный погрыз колючего кактуса Арнетти полагала бессмысленным, а лезть со своей неумелой помощью под руку Ринды вряд ли стоило. Девушка целый день хлопотала по дому и во дворе, ловко управляясь с массой обязанностей, остававшихся для Арнетти непонятными или сложными, бегала к соседям, а по вечерам после ужина запоем читала романы и мечтала о великой любви, чтобы как в тех книжках. Правда, папе в столь неподобающих приличным девицам желаниях не признавалась. Сами соседи с визитами, к счастью, не заглядывали — но расспрашивали о гостье с большой земли, как признавалась Ринда, — хотя если бы на огонёк забежал Дагги, то Арнетти точно не возражала бы.
Однако Дагги что-то не спешил проведать юную соседку.
Бернар часто уходил из дома несмотря на дождь. Вечерами по возвращению завёл за привычку рассказывать Арнетти, как день прошёл, что он видел да что в округе случается. Из-за непогоды жизнь на острове не замирала совсем, подобно когиане, способной часами сидеть абсолютно неподвижно, но продолжала течь, хотя и медленнее обычного. Жители заканчивали подготовку к снисхождению туманов, проверяли припасы для себя и домашней скотины, торопились отправить и получить с большой земли всё необходимое. Со слов Бернара Арнетти поняла, что привычной ей зимы не было даже на севере княжества, однако в здешних краях туманы заменяли снег и морозы. Попутно многим, особенно молодым, не терпелось собраться в загадочном большом доме на танцы. В сезон туманов танцы каждые две недели уже не проводились, и после нынешнего увеселения ближайший праздник и повод собраться ожидался только где-то между зимним солнцестоянием и Новым годом.
На третий день муторная серая морось пошла на убыль, после полудня небо расчистилось и выглянуло солнце. Накинув одолженную Риндой большую вязаную шаль, Арнетти вышла побродить кругом по террасе и подышать свежим воздухом — всё равно по размокшим тропинкам не больно-то погуляешь, тем более в тесной обуви. Чутко реагирующая на смену погоды Берилл оживилась и увязалась за хозяйкой, потопала рядом, время от времени просовывая любопытную мордочку между столбиками перил.