В голосе леди Милфорд звучала неподдельная искренность, а у Пола и Гизелы на глаза навернулись слезы.
Положение спас управляющий.
— Позвольте предложить прекрасным дамам кофе, — сказал он, как будто кофе мог послужить лекарством для скорбящих сердец.
Леди Милфорд немного поговорила с Феррари-сом, а потом обратилась к Гизеле:
— Я буду вам очень признательна, если вы согласитесь сегодня вечером разделить со мной ложу. Со слов управляющего я поняла, что она предоставлена только вам?
— С удовольствием, — ответила Гизела. Больше всего в эту минуту ее беспокоило то, что леди Милфорд останется посмотреть репетицию, и тогда встреча с Миклошем, которая была так необходима Гизеле, не состоится.
Но ее опасения не оправдались. Когда Полу пора было идти на сцену, леди Милфорд тоже встала и произнесла:
— У меня есть кое-какие дела, которые я должна сделать до концерта, а потом я с радостью присоединюсь к вам.
— Где вы остановились? — поинтересовался Пол Феррарис.
— В отеле «Захер». Я приехала сегодня утром.
— Какое совпадение! — воскликнул он. — Мы с дочерью тоже живем в этом отеле.
— О, это замечательно! После представления мы можем поехать вместе.
— Конечно, — ответил Пол Феррарис. — Но прошу вас, не портите себе впечатление, оставаясь смотреть репетицию.
— Послушаюсь вашего совета, — сказала леди Милфорд. Выходя из ложи, она улыбнулась Гизеле: — Уверена, Гизела, нам предстоит замечательный вечер. Очень рада была снова увидеться с вами. Вы стали настоящей красавицей.
Она вышла, а Гизела подумала, что эта милая женщина сможет отвлечь отца от мрачных мыслей, которые после смерти жены не покидали его.
В прошлом отцу часто приходилось общаться с красивыми женщинами, и Гизела знала, что мать нисколько не ревновала. Наоборот, она со смехом говорила:
— Я стала бы ревновать, если бы полагала, что твой отец интересуется ими больше, чем мной. Как все знаменитости, он любит внимание, но эти женщины в отличие от меня не способны дать ему ничего, кроме банальных комплиментов.
— А ты? — спросила Гизела.
— А я даю ему безопасность, уют домашнего очага и, конечно же, любовь, которая не зависит от того, насколько человек известен или богат.
Голос матери дрогнул, и Гизела поняла, что эти слова исходят из самого сердца.
— Когда ты полюбишь, Гизела, то увидишь сама, что такие понятия, как деньги, слава, положение в обществе, не имеют никакого значения. Важно будет лишь то, что любимый человек станет частью тебя, твоей второй половиной.
Гизела гордилась матерью. Своим невероятным успехом в Париже Пол Феррарис был целиком и полностью обязан ее неустанным заботам о нем.
А когда она умерла, заботиться о нем стало некому, и Пол Феррарис, как шхуна, покинутая экипажем, бесцельно поплыл по волнам океана жизни, неуверенный в себе и полностью опустошенный. Иногда Гизеле становилось за него по-настоящему страшно.
Они переезжали с места на место, из одной страны в другую, но нигде Пол Феррарис не мог отыскать утраченное счастье.
Гизела надеялась, что Вена, этот удивительный Город Музыки, поможет отцу вновь обрести себя. Встречи с великими композиторами, Брамсом и Штраусом, безусловно, настроят его на нужный лад, а с помощью таких очаровательных дам, как Алиса Милфорд, он заново ощутит полноту жизни.
Репетиция началась. Гизела услышала звук открывающейся двери, и ее сердце замерло.
Миклош вошел и сел рядом с ней так, чтобы его нельзя было увидеть ни со сцены, ни из партера.
— Вы скучали по мне? — спросил он.
Этот вопрос был неожиданностью для Гизелы. Она смущенно проговорила:
— Я… думала о вас.
— Я тоже не мог думать ни о чем, кроме вас. Его глубокий голос отозвался в Гизеле теплой волной.
— Сегодня вечером нам обязательно нужно встретиться, — продолжал он. — Утром я сделал еще одну — и опять безуспешную — попытку покинуть город. Безуспешную потому, что я не смог уехать, так и не объяснив вам причину моего отъезда.
— Это было бы ужасно: уехать, ничего мне не объяснив. Я понимаю, почему вы не могли думать ни о чем другом.
— Вы действительно понимаете? — спросил Миклош.
— Да… понимаю.
Он пристально посмотрел ей прямо в глаза. Гизела не поняла, почему его так поразили ее слова.
Со сцены доносились волшебные звуки скрипки. Миклош настойчиво повторил:
— Я должен вас видеть. Как нам сегодня встретиться?
— Я думаю, папа отвезет меня в отель, как вчера, а сам отправится на одну из многочисленных вечеринок. Правда, он ничего об этом не говорил, а спросить его у меня не было возможности.
Про себя Гизела подумала, что ей следовало бы выяснить все заранее, но отец не любил, когда у него что-то выспрашивают. Тем более что все утро он пребывал в плохом настроении.
— У меня не будет возможности что-то узнать, до тех пор пока отец не закончит репетировать и не поднимется сюда.
— Как вы думаете, он скоро придет?
— Я думаю, да. Его партия уже подходит к концу.
— Он не должен застать меня здесь, — сказал Миклош. — Но как я узнаю о ваших планах?
— Я… оставлю вам записку… у портье, — подумав, сказала Гизела.
— Отлично! — радостно воскликнул Миклош. — Мне будет очень приятно получить от вас записку, дорогая Гизела. От вас! Я буду хранить ее, как драгоценность, как память о вас.
Гизела почувствовала, что теряет присутствие духа. Зачем он так говорит?
От его слов радость, которая переполняла ее сердце, растаяла в мгновение ока, а Гизеле так хотелось удержать ее навсегда, не дать исчезнуть бесследно этому новому чувству, которое было таким светлым и неповторимым.
— Оставьте мне записку, — сказал Миклош, — а я пришлю вам ответ.
Гизела кивнула:
— Только, прошу вас, будьте осторожны. Если папа… о чем-нибудь догадается… он очень рассердится… и очень расстроится… а у него сегодня выступление.
— Не волнуйтесь, — успокоил ее Миклош. — Прошу вас, дайте мне вашу руку.
Гизела положила руку на подлокотник. Миклош осторожно поднес ее к губам и нежно поцеловал.
— Я люблю вас, Гизела! Мысль о том, что я не увижу вас целую вечность, для меня страшнее смерти. О дорогая, ведь вы не забудете меня? Мы должны, обязательно должны встретиться!
В голосе Миклоша звучало такое отчаяние, что Гизела невольно стиснула его руку.
— Я… не понимаю, — произнесла она.
— Я знаю, — ответил он. — И проклинаю себя за то, что заставляю вас страдать. Но помните, милая Гизела, для вас я готов на все. Если понадобится, я достану для вас звезды с неба, солнце и луну и положу их к вашим ногам.
Не успела Гизела опомниться, как он вышел из ложи, а взглянув на сцену, увидела, что отец уже идет за кулисы — она даже не заметила, как он закончил играть.
В отель они ехали вместе. По дороге отец жаловался, что за кулисами негде развернуться, что известным музыкантам приходится ютиться в крошечных гримерках, не рассчитанных на такое количество артистов.
— Пора уже строить новый театр, — ворчал он. — Правда, строительство — дело долгое, и к тому времени, как оно завершится, я уже состарюсь и умру.
— Что вы такое говорите, папа! — воскликнула Гизела. — Вы еще очень молоды.
— Хотелось бы в это верить, — улыбнулся отец. — Надо спросить Алису Милфорд, сильно ли я постарел за эти годы.
Гизела подумала, что отец, судя по всему, не против еще раз встретиться с этой леди.
— Что вы собираетесь делать после концерта? — спросила она.
— Я получил множество приглашений, но мне кажется, что лучше нам вместе поужинать где-нибудь в тихом местечке, где нас никто не потревожит.
— О нет, папа! Вы должны куда-нибудь пойти, непременно должны! Если вы не станете вместе со всеми праздновать успех представления, на вас косо посмотрят.