— Разумеется, — согласился Миклош.
Ему вспомнилась безнадежная скука, которую он испытывал на всех приемах, где были немецкие герцоги, графы или бароны, которые держали себя с важностью императоров.
С вымученной улыбкой Миклош сказал:
— Что ж, это значительно сужает область поиска. Похоже, тетя Катерина, мне придется вернуться домой и поискать себе невесту там.
— Там ты уже всех видел. И, думаю, ты согласишься со мной, что было бы непростительной ошибкой позволить венгерским девушкам вступить в борьбу за титул княгини Эстергази — если, конечно, ты в кого-нибудь из них не влюбишься.
Смятение, которое отразилось на лице Миклоша, не укрылось от герцогини, и, прежде чем он успел что-то сказать, она произнесла:
— Прости, Миклош. Я не хотела совать нос не в свое дело.
Она сразу поняла, что это значит. Мягко взяв Миклоша за локоть, герцогиня усадила его рядом с собой.
— Я вижу, что ты несчастен, — доверительно начала она.
Миклош не отвечал, и герцогиня продолжала:
— Много лет назад я пережила то же самое. Такое не забывается, и только время способно залечить душевную рану.
В ее голосе прозвучала неподдельная боль и такое искреннее участие, что Миклош невольно вздрогнул.
Ему вспомнилось, что еще в детстве он слышал историю несчастной любви Катерины к придворному послу.
Он совершенно забыл об этом, и только сейчас ему стало понятно, отчего эта уже немолодая женщина была так добра и отзывчива в отличие от других членов его семьи.
— Вы говорите, такое нельзя забыть, — сказал Миклош.
— Истинная любовь — это единственно возможный рай на земле. И даже если она была краткой, мы должны быть благодарны Богу. Ее голос дрогнул, и она умолкла.
Мгновение спустя Миклош сказал:
— Благодарю вас, тетя Катерина. Вы помогли мне удостовериться, что я не ошибся в своих чувствах.
— Разумеется, нет, — ответила герцогиня. — Но жизнь должна продолжаться. — Она помолчала, а потом произнесла совершенно другим тоном: — Вернемся к вопросу о национальности твоей будущей жены. Королева Виктория привела Британию к большому могуществу, а юные бело-розовые англичанки весьма привлекательны.
Она говорила, поигрывая павлиньим пером, и не смотрела на Миклоша, но, услышав его хриплый, изменившийся голос, повернула голову:
— Нет! Только не англичанка! — воскликнул Миклош.
Герцогиня поняла, что снова задела его, и сделала попытку сгладить свою невольную бестактность:
— Есть еще датчанки. Кроме того, герцогиня Уэльская с успехом заменила своему супругу потерянную им Джульетту.
Миклош попытался выдавить из себя улыбку, но не смог. Он поднялся и сказал:
— Я не могу говорить об этом сейчас, тетя Катерина. Может быть, продолжим этот разговор завтра?
Герцогиня протянула ему руку, и Миклош почтительно поцеловал ее.
— Я знаю, вы хотите помочь, — сказал он, — но сейчас мне лучше побыть одному.
Герцогиня поцеловала племянника в лоб и проводила его долгим, полным грусти взглядом.
Она любила Миклоша больше, чем других племянников и племянниц, и никогда не видела его таким несчастным.
Она догадывалась, что это его первая любовь, и знала, как она бывает мучительна, если все идет не так, как должно быть.
«Интересно, кто она?» — с любопытством подумала герцогиня.
Она не сомневалась, что только необыкновенная девушка способна покорить сердце ее племянника, которого с колыбели окружали красавицы.
— Надеюсь, что я смогу ему помочь, — тихонько произнесла она.
Но герцогиня по собственному опыту знала, что помочь ему может только время.
Миклош понимал, что ему придется остаться в Вене. Он должен дождаться приезда герцога. Выходить в город он не решался, потому что не был уверен, что сможет удержаться от желания увидеть Гизелу. Поэтому он весь день посвятил верховой езде.
Но образ любимой не выходил у него из головы. Каким-то таинственным образом он ощущал ее близость, а любовь придавала ему силы справляться с несчастьем.
Герцог приехал вечером следующего дня вместе со своим младшим сыном, двадцатидвухлетним Антоном.
Оставшись с кузеном наедине, Антон сказал:
— Ты не представляешь, как я обрадовался, когда мама прислала письмо, в котором сообщала, что ты приехал! К тому же это был отличный повод вернуться в Вену.
— Похоже, провинцию ты находишь скучной, — лукаво заметил Миклош.
— Смертельно! — воскликнул Антон. — Папа пытается научить меня управлять имением. Он с утра до вечера может разговаривать о сортах винограда. А я размышляю о других, более привлекательных вещах.
— Например? — спросил Миклош, заранее зная ответ.
— Естественно, о женщинах! — сказал Антон. — А ты был в Национальном театре?
— Был, но не в этот приезд.
— Тебе надо обязательно туда сходить. Там ставится замечательная оперетта, а какие там танцы! Лучших нет во всем городе.
— И конечно, Она, — поддел его Миклош.
— Конечно! — усмехнулся Антон. — Сегодня ты ее увидишь.
Миклош начал отказываться, но Антон взмолился:
— Ты должен пойти! Если ты откажешься, то меня заставят остаться дома, и я помру со скуки.
— Но я-то выжил, — улыбнулся Миклош.
— Это потому, что ты был вдвоем с мамой. Когда она одна, она веселая и все понимает. Нос отцом она совсем другая и позволяет ему жужжать до тех пор, пока я не выдержу и не рассмеюсь.
Миклоша не удивляло отношение кузена к своему отцу. Дядя Людвиг, как и все Габсбурги, считал женщин и детей беспомощными созданиями, которым надо непрерывно читать лекции, а беседовать с ними необязательно.
Поскольку Миклошу было все равно, чем заняться, он согласился:
— Хорошо, я составлю тебе компанию, но предупреждаю, что завтра я хотел бы уехать домой.
— Тогда уйдем до утра! — воскликнул Антон. — Поужинаем с родителями, а когда папа начнет нудеть, что неизбежно, сбежим от них в театр.
Глядя на сцену, Миклош пытался заставить себя получить удовольствие от спектакля, но у него ничего не выходило: он думал о том, что в другом театре Гизела сидит сейчас в своей ложе одна.
Зрелища, предлагавшиеся вниманию публики в Национальном театре, сильно отличались от тех представлений, которые давались в других местах, а особенно в Придворном театре.
Танцовщицы, прелестные юные создания, знали, как преподнести себя. Как и говорил Антон, они выходили на сцену только затем, чтобы после выступления познакомиться с каким-нибудь молодым человеком, который пригласил бы их на ужин.
С величайшим трудом Миклошу удалось избежать необходимости знакомиться с кем-то, чтобы за ужином их было четверо, и он собирался при первой же возможности ускользнуть, оставив Антона наедине с его очаровательной подружкой.
Он понимал, что ему не стоит возвращаться в дом своей тетки, чтобы не скомпрометировать кузена. И в то же время не представлял себе, как устоять перед непреодолимым желанием зайти в отель «Захер», чтобы встретиться с Гизелой.
Когда Антон сказал, что они пойдут ужинать в клуб «Иоганн Штраус», у Миклоша мелькнула мысль, что там может быть и Гизела.
По пути в клуб он забыл об этом, но войдя, увидел ее танцующую с отцом, и сердце его замерло.
Это было потрясение. Миклошу показалось, что его ударили по голове, и он утратил способность рассуждать трезво.
Вернувшись за столик, Гизела села спиной к Миклошу, и он подумал, что она вряд ли повернется и заметит его, тем более что гостей все прибывало.
Видеть ее было так сладко и в то же время так горько, что Миклоша стали одолевать сомнения, не уйти ли ему.
В конце концов он пришел к выводу, что если уйдет, не притронувшись к блюдам, которые только что так придирчиво выбирал, это повлечет за собой необходимость давать объяснения, а этого ему совсем не хотелось.