Бабушка жила рядом и после смерти деда каждый день приходила к нам на обед. Отобедав, она устраивала настоящие концерты, вспоминая всё новые вещи. Бывало, что музыка привлекала соседей, приходили мои махаллинские подружки, и число слушателей увеличивалось.
Учительницу музыки тоже рекомендовала бабушка, поискав среди бывших оренбургских институток. Со мной стала заниматься Ольга Николаевна Малиновская, сохранившая огромный черный рояль и пособия для игры на фортепиано. После урока она не могла удержаться от воспоминаний и часто вздыхала, каким красивым был мой дед, Шура Шутихин, в кадетские годы и как прекрасно танцевал с бабушкой мазурку на рождественском балу.
Ольга Николаевна ввела в наш дом удивительного человека, оставившего о себе добрую память, — чешского музыканта Бронислава Когоушека. Как судьба занесла его в Ташкент, я так и не узнала. Говорили, что Бронислав Когоушек раньше жил в Чехословакии, работал в симфоническом оркестре. Он тосковал по своим друзьям, по оркестру, страстно желал вернуться на родину, но по каким-то причинам ему не удавалось оформить документы на выезд. Когда мы познакомились, Когоушек был очень стар и его единственной отрадой оставалось сочинение музыки, но инструмента у него не было. Жил он с семьей внучки, журналистки, в тесной квартире. Шум и суета мешали писать музыку, а маленькая правнучка, только начинавшая передвигаться самостоятельно, находила ноты с сочинениями и с удовольствием рвала их. Поэтому Когоушек любил ходить в гости к людям, имеющим инструмент, и все свои ноты брал с собой.
Что за колоритная личность был музыкант Бронислав Когоушек! Высокий, грузный, с голубыми глазами и седыми волосами до плеч, в свободной блузе-толстовке, он говорил с заметным акцентом, медленно подбирая русские слова. После яркого солнечного света Когоушек плохо ориентировался в нашей темной квартире. Между передней и комнатой был высокий порог, и мы с мамой старались вовремя поймать гостя, если он забывал об этом. Усаживались пить чай с вареньем и ждали бабушку.
Когда Когоушек пришел впервые и встретил у нас бабушку, выяснилось, что она в юности занималась музыкой и даже готовилась к поступлению в консерваторию, но обстоятельства помешали этому. Бронислав Когоушек попросил что-нибудь исполнить. После долгих уговоров бабушка согласилась, а потом сел за пианино и он сам, и они стали играть в четыре руки. С тех пор Когоушек приходил чаще, чтобы играть вместе с бабушкой. Весной, когда зацветали сирень, ирисы и бульденежи, Когоушек предварительно заходил к Ольге Николаевне Малиновской и появлялся с огромным благоухающим букетом. Моя учительница музыки разводила цветы и раздавала букеты всем желающим.
Если бабушка встречала у нас Когоушека, обед откладывался, они с нетерпением усаживались за инструмент — то вместе, то по очереди. Музыкант приносил ноты, и бабушка играла с листа, почти не репетируя. Какие чудесные были дни! Звучала музыка Шопена, Огинского, Штрауса, Чайковского, Рахманинова. Стариков, доживающих свой полный трагических событий век, музыка уносила от всех бед и несчастий в прекрасный мир несбывшихся надежд. Их настроение передавалось нам с мамой. Это все навсегда запомнилось, как самое удивительное время в жизни. Я перестала мечтать о ратных подвигах, и уже не подпольщицы и партизанки служили мне примером: я хотела играть, как бабушка, и очень гордилась ею. Но на мне природа решила передохнуть. Напрасно я подолгу просиживала над гаммами и сольфеджио и даже разучила романс Полины из «Пиковой дамы». Мои пальцы не могли извлечь из пианино тех волшебных звуков, которые я слышала, когда играли бабушка и Бронислав Когоушек.
Так продолжалось года два-три, пока не наступило 14 февраля 1958 года. В этот день бабушки не стало. Бронислав Когоушек не приходил некоторое время, а мы не знали его адреса и не могли сообщить дату похорон. Оказалось, он заболел. Когда он появился и узнал, очень горевал, долго играя печальные мелодии.
Бронислава Когоушека мы видели еще только раз. Он пришел неожиданно и торжественно вручил мне двойной листок из школьной нотной тетради. На нем было написано: «„Andante cantabile“, Б. Д. Когоушек». И эпиграф: «Бабушка ушла туда, откуда нет возврата...» Когоушек сочинил грустную, но светлую мелодию в память об Ольге Викторовне Мединской-Шутихиной, моей бабушке. А мне сказал: «Учись, чтобы потом сыграть для мамы».
Я не научилась играть по-настоящему, но старое пианино и реквием Когоушека остались напоминанием о бабушке, о чешском музыканте, об Ольге Николаевне Малиновской, обо всех, кто открыл для меня красоту и величие духа. Благодаря им я усвоила свой главный жизненный урок: есть ценности, которые остаются с нами навсегда. В отличие от материальных приобретений, их нельзя экспроприировать, сжечь или украсть.