— Как? — обомлел Дюран. Его голова вдавилась в кожаную черную спинку кресла. Шляпа, выпав из рук, скатилась с колен, и комиссар, предупредительно нагнувшись, поднял ее. На минуту Дюран лишился дара речи. — Вы… вы хотите сказать, что какая-то невесть откуда явившаяся проходимка может обманным путем вступить в брак, затем стащить у своего мнимого мужа пятьдесят тысяч долларов… и… и вы говорите, что ничего не можете сделать?..
— Минуточку, — с терпеливой доброжелательностью прервал его комиссар. — Я понимаю ваши чувства, но подождите минуточку. — Он протянул Дюрану брачное свидетельство, взятое у него накануне.
Дюран скомкал его в руке и с отвращением отбросил в сторону.
— Это… это же бездарная фальшивка!..
— Прежде чем мы двинемся дальше, необходимо внести ясность в этот вопрос, — сказал комиссар. — Это не подделка. Ваш брак имеет законную силу. — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть значение того, что скажет. — Эта женщина официально является вашей супругой.
На этот раз Дюран еще больше остолбенел. От ужаса.
— Но она же не Джулия Рассел! Это не ее имя! Если я и женат, то я женат на Джулии Рассел — кто бы она ни была, — пускай это брак по доверенности, если вам угодно, но это не та женщина!
— Вот здесь вы ошибаетесь. — Каждое свое слово комиссар сопровождал отрывистым стуком пальцев по столу. — Я проконсультировался с представителями церкви, в которой был заключен этот брак, а также со специалистами по гражданскому праву. За вас выходила замуж лично та женщина, которая стояла рядом с вами в церкви, а не кто-то другой по доверенности. Каким бы именем она ни назвалась, фальшивым или настоящим, даже если бы она сказала, что она — дочь президента Соединенных Штатов — не приведи Господь! — она является вашей законной женой, согласно гражданскому праву и религиозным канонам; она, и только она. И этого никак нельзя изменить. Вы, конечно, можете расторгнуть брак на основании того, что она исказила информацию, но это уже другой вопрос…
— О Боже! — простонал Дюран.
Комиссар поднялся, достал из шкафа графин с водой и налил ему стакан. Дюран к нему не прикоснулся.
— А деньги? — наконец устало проговорил он. — Женщина крадет у человека все его сбережения, у вас под самым носом, а вы ему ничем не можете помочь, ничего не в состоянии сделать? Что же это за закон такой, который наказывает честных и защищает злодеев? Любая женщина может проникнуть к мужчине в дом и…
— Нет. Погодите-ка. Мы опять возвращаемся к тому, с чего начали. Любая женщина не может этого проделать и избежать наказания. Но в вашем случае это была не какая-то любая женщина.
— Но…
— Это была ваша жена. И она чиста перед законом. Вы сами дали письменное разрешение на то, что она сделала. Мистер Симмс в банке показал мне подписанную доверенность. В такой ситуации, когда существует общий счет, жена не может украсть у мужа, равно как и муж у жены. — Он обернулся и с сожалением поглядел в окно. — Она может прямо сейчас пройти мимо нас по улице, и мы не сможем ее задержать, мы не имеем права и пальцем ее тронуть.
Дюран, подавленный, ссутулился.
— Значит, вы мне не верите, — решил он. — Значит, вы не верите, что за всем этим стоит какая-то грязная игра? Что из Сент-Луиса на свадьбу со мной отплыла одна женщина, а здесь на ее месте вдруг появилась другая.
— Мы верим вам, мистер Дюран. Мы вам безоговорочно верим. Позвольте мне объяснить: теоретически мы с вами полностью согласны; практически же мы и пальцем не можем шевельнуть, чтобы вам помочь. Даже если мы ее и задержим, то не сможем предъявить обвинения, не говоря уже о том, чтобы заставить ее возместить взятые средства. Пока что ничем не доказано, что имело место преступление. Вы поехали на пристань, чтобы встретить одну женщину, а вместо нее встретили другую. Сама по себе подмена — еще не преступление. Можно назвать это, скажем, личным обманом, некоего рода мошенничеством, но по закону это не преступление. Я бы вам посоветовал…
Дюран горько усмехнулся:
— Обо всем позабыть.
— Нет, нет. Ни в коем случае. Отправляйтесь в Сент-Луис и начинайте оттуда. Добудьте доказательства того, что против настоящей Джулии Рассел было совершено преступление — что ее похитили или, может, даже и того хуже. Теперь послушайте меня внимательно. Я сказал «раздобудьте доказательства». Письмо, написанное чужим почерком, доказывает только то, что оно написано чужим почерком. Платья другого размера — всего лишь платья другого размера. Я сказал, добудьте доказательства того, что было совершено преступление. Затем представьте их… — он поднял указательный палец и торжественно поводил им туда-сюда, словно маятником, — не нам, а властям того округа, на территории которого вы их найдете. А это значит, что, если вы их обнаружите на реке, то обратитесь в ближайший к этому месту административный округ на берегу.
Дюран, как тяжелый молот, в отчаянии опустил кулак на стол комиссара.
— Я представить себе не мог, — озлобленно произнес он, — что злоумышленник может натворить все, что угодно, и выйти сухим из воды! Значит, попирать закон даже выгодно! Зачем давать себе труд соблюдать его, если…
— Законы, действующие в нашей стране, — терпеливо объяснил комиссар, — в первую очередь направлены на защиту невинных. В некоторых редких, единичных случаях, вроде вашего, они могут несправедливо обернуться против истца, действительно имеющего право на обвинение. А в десятках тысяч других они отвели от невиновных несправедливое обвинение, необоснованный арест, неправильный приговор, а может, даже и смертную казнь, а это такая вещь, которую исправить невозможно. Законы Римской империи, применяемые во многих зарубежных государствах, гласят, что человек считается виновным, пока не доказано обратное. Здесь царит англосаксонское право, по которому тот, чья вина не доказана, является невиновным. — Он глубоко вздохнул. — Обдумайте мои слова, мистер Дюран.
— Я понимаю, — проговорил, наконец, Дюран, поднимая опущенную поникшую голову. — Прошу прощения, я вышел из себя.
— Если бы меня так обвели вокруг пальца с женитьбой, — сказал в ответ комиссар, — и выудили у меня пятьдесят тысяч долларов, то я бы сам вышел из себя, и еще почище вашего. Но это ни на йоту не меняет того, что я вам только что сказал. Все обстоит так, как я вам объяснил.
Дюран с усталой медлительностью поднялся с кресла, провел рукой по наружному шву на обеих штанинах брюк, чтобы их расправить.
— Я отправлюсь в Сент-Луис и начну действовать оттуда, — мрачно процедил он сквозь крепко сжатые губы. — Всего хорошего, — отрывисто попрощался он.
— Всего хорошего, — отозвался его собеседник.
Дюран прошел к двери и распахнул ее, чтобы выйти.
— Дюран, — остановил его комиссар, о чем-то вспомнив.
Дюран повернул к нему голову.
— Не вздумайте сами вершить правосудие.
Дюран остановился на пороге и с минуту помолчал, словно не расслышал, что ему сказали.
— Постараюсь, — наконец проговорил он и вышел прочь из кабинета.