Благодаря этому полотну, приковывавшему к себе, как и было задумано, взгляды всех посетителей, Дюран и завязал первое по прибытии в Билокси знакомство. Во время второго посещения бара Дюран заметил стоящего рядом с собой человека, одинокого, как и он сам, который жадно пожирал картину глазами и, глупо улыбаясь, потупил взор, когда Дюран, случайно взглянув в его сторону, уловил выражение его лица.
Дюран не мог удержаться и не улыбнуться самому себе, а не другому мужчине, но тот, заметив, что губы его тронула едва заметная улыбка, уже готовая исчезнуть, принял ее за знак тайного родства мыслей и поспешил на нее ответить, высказав при этом самое искреннее воодушевление, которое отсутствовало в ошибочно им истолкованном настроении Дюрана.
— За них! — с жаром воскликнул он, направляя поднятый бокал в сторону композиции.
Дюран сдержанно кивнул в ответ.
Мужчина, осмелев, повысил голос, так, чтобы его было слышно через три или четыре разделявших их ярда, и предложил:
— Не желаете ли составить мне компанию, сэр?
У Дюрана не было ни малейшего желания принимать приглашение, но отказ выглядел бы как крайняя невоспитанность, так что ему пришлось двинуться в сторону соседа, а тот, в свою очередь, тоже сделал несколько шагов навстречу.
Отсалютовав друг другу вновь принесенными стаканами, они проглотили их содержимое, таким образом исполнив вступительный ритуал.
Насколько мог судить Дюран, его собеседнику было лет сорок пять. Лицо его, довольно привлекательное, но очень бледное, в то же время выдавало слабость и безволие, а пересекавшие лоб морщины происходили скорее не от возраста, а от дряблости кожи. Черный цвет его волос сохранялся, вероятно, с помощью обувной ваксы. Ростом он был меньше Дюрана, но шире в обхвате за счет полноты и рыхлости.
— Вы здесь один, сэр? — осведомился он.
— Совершенно один, — ответил Дюран.
— Веселого мало, — фыркнул тот. — Значит, как я полагаю, вы здесь впервые?
Дюран кивнул.
— Когда вы разберетесь, что к чему, вам здесь понравится, — пообещал он. — Обычно нужно несколько дней, чтобы осмотреться.
— В самом деле, — без воодушевления согласился Дюран.
— Вы тоже в этой гостинице живете? — Он ткнул пальцем в сторону внутренней двери, ведущей в само здание.
— Нет, я остановился в «Роджерсе».
— А зря. Лучше, чем здесь, вы места не найдете. Там у вас довольно скучновато, так ведь?
Дюран сказал, что он этого не заметил. И вообще он здесь долго задерживаться не собирается.
— Что ж, может, вы передумаете, — радостно предположил его собеседник. — Может, мы заставим вас передумать, — добавил он, словно его связывали с этим курортом какие-то собственнические интересы.
— Может быть, — вяло согласился Дюран. — Разрешите вас угостить? — вежливо предложил он, заметив, что в стакане его соседа проглядывает дно.
— С удовольствием, — последовал пылкий ответ, и стакан был немедленно опустошен.
Дюран уже приготовился сделать заказ, когда из стеклянной двери, соединявшей бар с гостиницей, появился коридорный, который, оглядевшись, заметил сидящего рядом с Дюраном, подошел к нему и, извинившись, прошептал ему на ухо несколько слов. Дюран их не расслышал. Тем более, что он и не прислушивался.
— Ах, уже? — удивился собеседник. — Рад это слышать. — Он протянул мальчишке монету. — Сейчас приду. — Он повернул голову к Дюрану. — Меня зовут, — радостно объяснил он. — Как-нибудь в другой раз продолжим нашу беседу. — Он расправил плечи, дотронулся до галстука, провел рукой по волосам, отряхнул рукава пиджака. — Вы же понимаете, нельзя заставлять даму ждать, — добавил он, не в силах скрыть от Дюрана причины своего ухода.
— Ни в коем случае, — согласился Дюран.
— Всего вам хорошего, сэр.
— Всего хорошего.
Он проводил своего нового знакомого взглядом. С лица того полностью исчезло расслабленное выражение, а подойдя к двери, он толкнул ее так, что она долго качалась на петлях — так он торопился.
Дюран улыбнулся — улыбкой, в которой смешались презрение и жалость, — и поднес к губам стакан.
На следующий вечер они снова встретились. Когда Дюран вошел в бар, его вчерашний знакомый уже сидел за столиком, и Дюран без лишних церемоний подсел к нему, поскольку по этикету за ним оставалось угощение, и, попытайся он избежать этой встречи — что бы он сделал с гораздо большим удовольствием, — это выглядело бы как попытка уклониться от обязательства.
— Вы, как я вижу, все еще один, — приветствовал он Дюрана.
— Один, — кратко ответил тот.
— Ну что ж вы совсем не шевелитесь? — осуждающе покачал он головой. — Что вам мешает? Да на вашем месте можно было бы уже успеть не одну… — Вместо слов он закончил фразу многозначительной ухмылкой.
Дюран, кисло улыбнувшись, заказал им выпивку.
Они подняли бокалы и поднесли их к губам.
— Кстати, разрешите представиться, — добродушно продолжал его новый знакомый. — Я — полковник Гарри Ворт, служил в армии, недавно вышел в отставку. — По его интонации сразу стало ясно, какую армию он имеет в виду, словно других на свете и не существовало.
— Меня зовут Луи Дюран, — представился Дюран.
По инициативе его собеседника они пожали друг другу руки.
— Откуда вы, Дюран?
— Из Нового Орлеана.
— А-а, — одобрительно кивнул полковник. — Хороший город. Я там бывал.
Дюран не спросил его, откуда он. Плевать мне на тебя, мелькнуло у него в голове.
Они поговорили о том о сем. О деловой обстановке (оба). О малышке из Натчеза (полковник). О правительстве (оба, с таким ожесточением, словно это было чужеземное ярмо). О малышке из Луисвилля (полковник). О рецептах изготовления напитков (оба). О лошадях, их разведении и скачках (оба). О «желтой» малышке из Мемфиса (полковник, звучно похлопывая себя по бедру).
Затем, когда Ворт уже приготовился снова подозвать официанта, опять появился коридорный и что-то прошептал ему на ухо.
— Мне пора, — сказал он, протягивая руку Дюрану. — Мое почтение, мистер Рандалл. Рад буду с вами встретиться.
— Дюран, — поправил его Дюран.
Полковник отпрянул с преувеличенным ужасом и рассыпался в извинениях:
— Верно, простите, ради Бога. Со мной такое бывает. Вечно путаюсь с именами.
— Ничего страшного, — с безразличием произнес Дюран. У него зародилось подозрение, что эта ошибка будет повторяться на протяжении всего их знакомства; если со второго раза полковнику не удалось запомнить его имя, то вряд ли удастся с четвертого или даже с десятого. Но Дюрану было глубоко безразлично, как его называют, равно как безразличен был ему и сам полковник.