— Не попросите ли вы даму удалиться, сэр? — произнес игрок, сидевший рядом с ним.
— Что вы хотите сказать?
— Вам что, нужно объяснить?
Дюран вскочил на ноги, с усилием вызывая в себе негодование.
— Я хочу знать, что вы имеете в виду.
В ответ другой игрок тоже поднялся на ноги, чуть помедленнее.
— А вот что.
— Ударом о стол он снова сложил свои разложенные веером карты и ударил ими Дюрана сначала по одной щеке, потом по другой.
— Если и может быть что-нибудь отвратительнее карточного шулера, то это шулер, который для своих грязных дел использует женщину!
Дюран замахнулся на него кулаком, позабыв об обстоятельствах и чувствуя лишь горящую на щеках обиду, ибо ему еще в жизни не наносили подобных оскорблений и он не приучен был безропотно их сносить. Но тут на него бросились все остальные и схватили, заломив ему руки за спину. Он отчаянно задергался, пытаясь освободиться, но ему удалось только немного раскачать навалившиеся на него тела, силы были слишком неравны.
Стол покачнулся, упал один из стульев. До него донесся ее слабый, дребезжащий голос, тщетно пытавшийся изобразить оскорбленную добродетель.
Словно по волшебству, появился управляющий. Драка прекратилась, но они продолжали держать Дюрана, безжизненно опустившего мертвенно-бледное лицо, чтобы спрятаться от их осуждающих взглядов.
— Этот человек — обыкновенный грязный мошенник. Мы думали, что вы содержите заведение для джентльменов. Не очень-то вы заботитесь о своем добром имени.
Он не пытался оправдаться, на это у него, по крайней мере, еще хватило достоинства. Но только на это. Рубашка его расстегнулась, и было видно, как тяжело вздымается и опускается грудь. Но теперь уже не от кратковременного физического усилия, а скорее от унижения. Все присутствующие в комнате столпились вокруг них, позабыв об игре.
Управляющий подал знак двум своим дюжим помощникам.
— Выставите его отсюда. Живее. У меня приличное заведение. Я не потерплю здесь мошенников.
Он уже не сопротивлялся. Переданный в руки охраны, он, как любой плененный, монотонно повторял: «Отпустите меня» — и ничего больше.
Но увидев, как управляющий сметает с оскверненного стола все, что на нем лежало, он воскликнул:
— Двести долларов — мои, я их ставил на кон.
Управляющий только отмахнулся от него.
— Ты занимался у меня в заведении шулерством. Пускай это послужит тебе уроком. Убирайся отсюда, подлец.
Вдруг раздался ее резкий, пронзительный вопль:
— Мошенники! Верните ему его деньги!
— Уж чья бы корова мычала, — сказал кто-то, и их протесты потонули во взрыве дружного смеха.
Его протащили по полу и вышвырнули с черного хода, наверное, для того, чтобы не возмущать спокойствия тех, кто ужинал в ресторане. Там находилась деревянная лестница с невыкрашенными дощатыми ступенями, примыкавшая со стороны здания. Дюрана спустили по ней вниз, оставив валяться в грязном переулке. Каким-то непостижимым образом он остался цел и невредим, но лицо его пылало таким неведомым раньше стыдом, что он готов был уткнуться в грязь, лишь бы спрятаться.
За ним последовала его шляпа, а затем тот, кто ее сбросил, тщательно отряхнул ладони, словно боялся замараться.
Но на этом его позор, его унижение еще не кончились. Последней каплей было видеть, как дверь снова открылась, и из нее, пошатываясь, появилась Бонни, которую, будто потаскуху, выставили, выкинули за дверь грубые мужские руки.
Его жена. Его любовь.
Острый нож пронзил его сердце.
Ее вытолкнули так, что она чуть было не потеряла равновесие и не упала на него, едва успев схватиться за перила и удержаться.
Она минуту простояла над ним не двигаясь; взгляд ее был устремлен не вверх, на дверь, а вниз, на него.
Затем она спустилась и прошла мимо, подобрав юбки, как будто он был мусором, которого она не хотела касаться.
— Поднимайся, — бросила она. — Вставай и пошли. Первый раз вижу человека, который ничего не может добиться ни честным путем, ни обманом.
Он никогда раньше не думал, что человеческий голос может выражать такое глубокое, такое сокрушительное презрение.
Глава 59
Он предвидел в ней перемену, которая неотвратимо должна была последовать за этим происшествием еще до того, как эта перемена произошла, так хорошо он успел ее изучить, так досконально узнать. Узнать ее натуру, ее повадки. И эта перемена наступила, только чуть более медленно и постепенно, чем возвестившее о ней предчувствие.