Он закрыл дверь. Непонятно для чего, поскольку из комнаты уже все вынесли. Может, чтобы скорее убрать ее с глаз долой.
Но тогда из-за закрытой двери послышался голос, с внезапной отчетливостью прозвеневший у него в ушах.
«Кто стучит?.. Скажите ему, что можно».
Потом навсегда затих.
Он медленно сошел вниз по ступеням, с трудом сгибая при каждом шаге колени, словно они заржавели.
Входная дверь была распахнута, перед ней стояла двухколесная тележка, запряженная мулом и нагруженная всяким скарбом, который он подарил тетушке Саре. Тут появилась и она сама, держа в одной руке помятую позолоченную клетку, а другой обнимая глыбу каминных часов. Увидев его, она остановилась и, все же не в состоянии поверить в такую щедрость, обратилась к нему за подтверждением:
— И это тоже можно? Эти часы?
— Я же сказал — все, что хотите, — нетерпеливо ответил он. — Все, кроме тяжелой мебели. Забирайте все! Уносите с глаз моих долой!
— Ну и хибара у меня будет, когда я вернусь домой, — самая роскошная во всем Шревепорте.
Он бросил на нее мрачный взгляд, однако не она была причиной его плохого настроения.
— Что-то сегодня я не слышу оркестра, — пожаловался он.
Она сразу же сообразила, что он имеет в виду, вспомнила на удивление быстро:
— Что же делать, мистер Лу. Каждый может ошибиться. То была дьявольская музыка.
Она подошла к телеге, вокруг которой, охраняя добро, расхаживал долговязый молодец — какой-то родственник, седьмая вода на киселе.
— Вы все, что хотели, взяли? — крикнул Дюран ей вслед. — А то я запираю.
— Да, сэр! Да, сэр! Куда уж больше! — И вероятно, втайне все же опасаясь, что Дюран может в последний момент передумать и все у нее отобрать, она торопливо бросила своему помощнику: — Ну, трогай же! Пошевеливайся! Чего ты ждешь? — Она взгромоздилась на телегу, и они медленно двинулись с места. — Да благословит вас Бог, мистер Лу! Всех вам благ!
«Поздновато для таких пожеланий», — хмуро подумал Дюран.
Он вернулся в прихожую, чтобы снять с высокой рогатой вешалки небрежно брошенную на нее шляпу. Вдруг из-за вешалки что-то выпало и со стуком свалилось на пол. Что-то давным-давно убранное и забытое.
Он потянул за тонкую тросточку и вытащил обернутый вокруг нее пучок оранжевой соломы, помятый, бесформенный, но все же на мгновение озаривший опустошенную прихожую яркой вспышкой.
Ее парасолька.
Он взял ее обеими руками и с треском сломал о колено, а потом, сложив обломки, еще и еще раз, с неистовым бешенством, несоизмеримым с хрупкостью предмета. А потом со всего размаху расшвырял кругом себя обломки и щепки.
— Ступай в преисподнюю, за своей хозяйкой, — яростно прошипел он сквозь зубы. — Она тебя там ждет не дождется.
И с треском захлопнул за собой дверь.
Дом умер. Любовь умерла. Кончена история.
Глава 31
Снова май. Нестареющий май, наступающий снова и снова, каждый раз все такой же светлый и чистый. Люди стареют и расстаются с любовью, без всякой надежды обрести новую, а май продолжает возвращаться. И всегда находятся те, кто ждет его прихода, чья очередь еще не наступила.
Снова май. Май восемьдесят первого года. Спустя год после их свадьбы.
Поезд из Нового Орлеана прибыл в Билокси уже ближе к вечеру. Небо было чистое, словно только что обожженный фарфор, лишь местами запачканный едва заметной дымкой облаков. На верхушках деревьев блестели нежные молодые листочки. А вдали, словно россыпь сапфиров, сверкали воды Мексиканского залива. Чудесное место, чудесный вид. Но что ему до того — он слишком стар и озлоблен.
Он последним вышел из поезда на платформу. Нехотя, тяжело, словно ему было все равно — задержаться здесь или продолжать свой путь. Да так оно и было. Он хотел всего лишь отдохнуть, забыться на время. Залечить раны, дать шрамам покрыться безобразной коркой. Новый Орлеан пробуждал в нем слишком много воспоминаний.
Романтики с трудом переживают потери, а он был романтиком. Только романтик мог сыграть такую роль, так складно, как по нотам, разыграть дурака. Он принадлежал к тем мужчинам, которые просто созданы для того, чтобы находиться под каблуком у женщины, он и сам теперь уже начал это осознавать; не будь ее, на этом месте оказался бы кто-нибудь другой. Если не дурная женщина, то одна из тех, кого называют «порядочными» женщинами. Даже такая быстренько прибрала бы его к рукам. И хотя результат был бы менее катастрофическим, его внутреннее достоинство все равно оказалось бы смято и уничтожено. Единственный способ его сохранить — это держаться от них подальше.