— Когда мы отправимся? — спросила она через некоторое время.
Он не отвечал.
Наверное, она разглядела его отражение в оконном стекле. Не поворачивая головы, она неразборчиво пробормотала:
— Не расстраивайся так. А то люди подумают, что ты болен.
— А я и в самом деле болен, — ответил он, дрожа всем телом и дыша на руки, чтобы их согреть. — Я болен.
Ее рука в кружевной перчатке протянулась к нему под крышкой дорожного столика.
— Возьми меня за руку, подержи. Поезд сейчас тронется.
— Боже правый, — прошептал он, опуская глаза. — Почему мы стоим, чего они ждут?
— Почитай что-нибудь, — тихим голосом предложила она, — отвлекись.
Ничего себе — почитай что-нибудь, подумал он. Да он ни одного слова не поймет.
Где-то впереди загремел локомотив, и с пронзительным свистом вырвалось облачко пара.
— Ну вот, — умиротворенно произнесла она. — Сейчас поедем.
Поезд внезапно дернулся, заставив задрожать масляные лампы, подвешенные к желобу, разделявшему потолок вагона на две части, потом еще раз, уже не так сильно, и состав, поскрипывая, пришел в движение. Сцена за окном уплыла, сменившись другой, а та, в свою очередь, — следующей. Она отняла у него руку и полностью переключилась на окно, радуясь, словно ребенок.
— Мне нравится быть в пути, — заявила она. — Не важно, куда ехать, мне все равно.
К шумному хору вращающихся колес, скрипящего дерева и неразборчивых голосов, наполнявшему вагон, добавился крик продавца, разносившего по поезду еду в перекинутой через локоть корзине.
— К вашим услугам, дамы и господа. Минеральная вода, свежие фрукты, всевозможные сласти для вас и ваших детей. Карамель, ириски, лакрица. Дорога длинная, запасайтесь едой. К вашим услугам, к вашим услугам.
Она внезапно оторвалась от окна, только что занимавшего все ее внимание, и оживленно обратилась к Дюрану.
— Лу, — весело проговорила она, — купи мне апельсин. Мне пить захотелось. Люблю в поезде пососать апельсин.
Разносчик, повинуясь его жесту, остановился.
Она, склонившись над ним, запустила руку в корзину.
— Нет, вон тот. Он крупнее.
Дюран отклонился в сторону, чтобы просунуть руку в карман и вытащить мелочь.
Разносчик взял монету и двинулся дальше.
Дюран разжал руку и в ужасе воззрился на то, что там увидел. На ладони у него лежала пуговица с воротника Даунза.
— О Боже! — простонал он и незаметно бросил ее под сиденье.
Глава 50
Другой гостиничный номер, в другом месте. И все то же самое. Только гостиница по-другому называется. И вид из окна открывается на город с другим названием, вот и все.
Но они в этом номере те же самые. Те же два человека, двое беглецов.
Вот, осознал он, задумчиво созерцая ее, во что теперь суждено превратиться их жизни. Очередной гостиничный номер, за ним — другой, третий. Но всегда одно и то же. Еще один город, за ним другой, третий. Все дальше, дальше и дальше — в никуда. И так пока они не приедут в свой последний город и не остановятся в последней гостинице. А потом…
— Жизнь так коротка и так увлекательна, — провозгласила она в ту ночь в Мобиле.
Она ошиблась. Так коротка и так скучна. Никакая безопасность не приносит таких изнуряющих повторений, как жизнь беглеца. Никакая добропорядочность не может сравниться с монотонностью преступления. Теперь он это понял.
Она сидела у окна, в квадратике рыжего солнечного света, положив ногу на ногу и склоняясь над своей работой, которая состояла в тщательном подпиливании ногтей кусочком наждачной бумаги. Руки ее были обнажены до плеч, а многочисленные белоснежные одеяния предназначались исключительно для его глаз. Жесткие ребра корсета были видны во всю длину, от подмышек до бедер. А икры ее покрывал лишь тонкий батист, предназначавшийся, как он успел усвоить, для обтяжки корсета и не относившийся ни к нижнему белью, ни к верхней одежде.
Ее не убранные в прическу волосы свободно спадали на плечи, прикрывая спину струящимся золотистым потоком, но в то же время это придавало ее макушке по-странному плоский вид, как у школьницы. От обычной прически остались лишь локоны у висков.
Рядом с ней на туалетном столике дымилась отложенная сигара.
Она почувствовала на себе его долгий, изучающий взгляд и, подняв глаза, поджала губы, сложив их в форме сердечка, как делала всегда, когда улыбалась.
— Не вешай носа, Лу, — приободрила она его. — Гляди веселей.
Она отрывисто качнула головой в сторону открывающегося за залитым солнцем окном вида.