— Кто это был, Нелли?
И когда Нелли на мгновение замешкалась с ответом, он помимо своей воли еще крепче вцепился в шляпу, перестав вертеть ее в руках.
— Какой-то джентльмен к мистеру Жардену по делу.
— Он остался ждать?
Нелли искусно увернулась от необходимости лгать напрямую:
— Я сказала ему, что мистер Жарден еще не вернулся.
Он услышал, как голос, все так же ясно различимый, но уже не такой высокий, обращающийся к кому-то, находившемуся на том же этаже, произнес: «Как странно, что он пришел сюда, а не в контору к твоему папочке». После чего хозяйка дома удалилась.
Дюран сидел в гостиной и смотрел как зачарованный на раскрашенный вручную свешивавшийся с потолка абажур, вокруг которого лучился белый полупрозрачный нимб.
Вот он, дом, подумалось ему. Здесь ничего не может случиться, ничего плохого. Домой приходишь, уверенный в своей безнаказанности, выходишь из него — уверенный в своей неприкосновенности, открыто глядя в лицо всему миру. А убийство — смерть человека, вызванная деянием рук другого человека, — это нечто из Библии, из исторических романов, то, что совершали в древние времена короли или пираты. Такие места, где об этом написано, обычно пропускаешь: когда читаешь вслух детям. Кортесы, Борджиа и Медичи; заговоры и отравления, в некотором царстве, в тридесятом государстве. Но не средь бела дня в девятнадцатом веке, в твоей собственной жизни.
Вот таким должен был бы быть мой дом. Таким же, как этот. Почему меня этого лишили? Что я такого сделал?
Снова сверху послышался женский голос, приятный, но твердый, обращавшийся из одной комнаты в другую:
— Мари, позаботься о своих волосах, милая, и о своих ручках. Сейчас вернется папа.
И в ответ более высокий, более юный голос:
— Да, мама. Мне завязать сегодня волосы ленточкой? Папе это нравится.
А откуда-то снизу до его ноздрей доносился приятный аромат риса и зелени, перемежающийся с аппетитным запахом налитого на сковородку масла.
Ведь это все, чего я хотел, подумалось ему. Почему это я потерял? Почему у меня это отобрали? Ведь у других это есть. Чем же я нагрешил? Перед кем провинился?
В двери щелкнул ключ Жардена, и он, встрепенувшись, развернулся вместе со стулом лицом к открытой двери, приготовившись к появлению хозяина.
Стукнула убранная на место трость, раздался глухой шлепок положенной на вешалку шляпы.
Затем появился и он сам, готовый предстать перед своей семьей, расстегивая длинный сюртук горчичного цвета.
— Аллан, — проговорил Дюран замогильным голосом, — мне нужно с тобой поговорить. Можешь уделить мне несколько минут? Я имею в виду… пока ты не увиделся с ними.
Жарден резко обернулся к нему. Потом широкими шагами вошел в гостиную, протягивая руку для рукопожатия, но на его лице уже лег отпечаток беспокойства, вызванного просьбой Дюрана.
— Помилуй, что ты здесь делаешь? Когда ты вернулся? Августа знает, что ты пришел? Почему тебя здесь оставили одного?
— Я попросил Нелли ничего не говорить. Мне нужно сначала побеседовать с тобой наедине.
Жарден потянул за колечко, привязанное к тонкому велюровому шнурку. Затем вернулся к открытой двери, выглянул наружу и, когда на вызов явилась горничная, приказал с выдававшей его неловкость хрипотцой:
— Подашь ужин чуть позже, Нелли.
— Да, сэр. Только сдается мне, господа, он от этого вкуснее не станет.
Жарден развел руки в стороны и задвинул отгораживающую гостиную раздвижную дверь. Затем вернулся к Дюрану и встал, вопросительно глядя на него.
— Послушай, Аллан! Я не знаю, как начать…
Жарден покачал головой, словно не одобрял подобное расположение духа.
— Хочешь выпить, если это тебе поможет, Лу?
— Да, пожалуй.
Жарден наполнил стаканы, и они оба выпили.
И снова он встал перед Дюраном, глядя на него сверху вниз.
— Что-то случилось, Лу?
— Еще как случилось.
— Куда ты делся? Где ты был все это время? И мне — ни слова. Я даже не знал, жив ты еще или умер…
Дюран, вяло махнув рукой, остановил этот поток вопросов.
— Я снова с ней, — произнес он через минуту. — Я не могу вернуться в Новый Орлеан. Не спрашивай меня почему. Я не за этим сюда приехал. — Потом он добавил: — Тебе ничего не попадалось в газетах?
— Нет, — ответил Жарден, заинтригованный его словами. — Я не знаю, о чем ты.
Он и вправду ни о чем не читал, ничего не знает, спросил себя Дюран. Не лжет ли он? Может, он щадит меня, деликатничает?..
Жарден, заглянув в свой стакан и осушив его до последней капли, продолжал: