Я сунул пачку в сто тысяч под подушку матери, сделав отличный рождественский подарок, и мы смылись, не разбудив ее, стараясь не привлекать внимания, чтобы какие-нибудь негодяи не обчистили нас. Не следует прогуливаться с большими деньгами в таком районе, как этот.
– Поехали к Карно, – предлагаю. – Купим у него какую-нибудь тачку.
«А теперь – хватит делать глупости», – думал я. С заблудшими в ночной темени забулдыгами, с меланхоликами, задремавшими на материнской груди, покончено. Такое времяпрепровождение очень опасно. Дрожь пронимает, когда думаешь, что сидишь и попиваешь кофе в домашней обстановке, пока фараоны делают все, чтобы обнаружить тебя по приметам. Может быть, повесить на стене стрелки с указанием, где наше гнездышко?.. Пора было нажать на сигнал тревоги. Заниматься пустяками можно всегда, важно только вовремя взять себя в руки.
XIV
Спустя несколько дней произошло много всяких событий.
Мое серое вещество снова потребовалось в полной мере. Нельзя же внезапно стать идиотом!
Кроме того, нас почтила своим вниманием пресса. Все обернулось статьей под названием «Месть подонков». Там писалось, что новому нападению подвергся несчастный парикмахер, которого, видимо, хотят погубить. Бедняга решительно ничего не мог понять. Сначала у него похитили машину, потом избили, а спустя две недели те же негодяи явились ночью в салон и учинили там погром. Его ограбили, побили, хотят разорить! Более того: была изнасилована его лучшая служащая! Пострадавший брадобрей еще не получил ордена Почетного Легиона, но это был вопрос дней. На него должны были распространить закон о помощи пострадавшим при стихийном бедствии. Наши портреты теперь занимали целую страницу. Мы стали настоящими маленькими народными героями, которых давно разыскивают. Подруга же Мари-Анж оказалась на высоте. Она не проболталась, что остригла нас. Для всех стражей порядка мы были по-прежнему волосатиками, грязнулями, которых совсем не трудно обнаружить. Были проведены облавы среди хиппи. Все это существенно подняло наше настроение.
Даже Карно не сразу узнал нас. А ведь мы столько лет были знакомы! Понадобилось целых пять минут, прежде чем он разобрался, кто мы такие.
Из всего этого я сделал следующие два заключения: во-первых, никогда не следует доверять реакции матери, которая распознает свое чадо даже в темноте или с завязанными глазами. Таков уж феномен пуповины, она получает сигналы. Во-вторых, если такой старый волк, как Карно, всегда опасающийся засады, не узнал нас, значит, это не удастся полуслепым фараонам. Волосатики и подонки сгинули! Мы стали такими же нормальными людьми, как все. Надо уметь пользоваться оружием врага.
Поэтому мы могли расслабиться. Что мы себе и позволили в течение целой недели.
Мы здорово расслабились. Освободили от напряга мускулы и нервную систему. Ни один сустав у нас не скрипел, складки на одежде были в идеальном состоянии. В деньгах мы не нуждались. Мы были красивы, нам было хорошо. Мы мурлыкали. На нас приятно было смотреть. Мы так и лучились, никто бы нас не узнал, мы помолодели на десять лет. Я сам себе не верил, что рядом со мной на мягком сиденье развалился Пьеро. Я пребывал в шоке, когда разглядывал себя в зеркальце машины.
Теперь мы выглядели двумя вполне приличными молодыми людьми, которые со всеми мерами предосторожности катили на почти новой машине, не превышая 110 км/час. К тому же это была машина марки «диана-6». Мы строго выполняли все правила движения, правила вежливости и вообще все прочие правила.
Мы стали людьми, которых можно было звать в гости.
Мы тормозили, чтобы пропустить вдову или сиротку, мы тормозили всякий раз, чтобы пропустить несчастного слепого.
Нас ставили в пример. С нами сравнивали. Женщины завидовали нашим матерям, у которых такие воспитанные мальчики. Их собственные волосатые и прыщавые сынки с ходу подвергались суровому разносу.
Мы бессовестно подлизывались. Улыбались маленьким детям, доказывали мамашам, что их младенцы похожи на них.
Невероятно приятно было разыгрывать из себя хоть какое-то время обыкновенных буржуа… Можете себе представить, какой это приносило результат! Мы словно впервые увидели солнце, голубое небо и облака… Мы покачивались, как новорожденные, решившие сразу встать на ноги, чтобы поскорее вылезти из-под подола своей маменьки… Мы делали первые шаги в незнакомом нам мире, где никто не поглядывал на нас искоса. Мы растворились во всеобщем уважении.
Люди шли по тем же тротуарам, что и мы. Подчас мы их даже задевали. Мы нарочно, удовольствия ради, запутывались в их роскошных духах, и они извинялись, пугались, что сделали нам больно. Они сходили с ума при одной мысли, что могут оставить синяк.
Никто не спрашивал у нас документы. Даже фараоны очень вежливо давали всякие справки. Это было так приятно, что мы бесконечно звали их на помощь. На каждом перекрестке мы интересовались, как проехать, сколько времени и где почта. Они отдавали нам честь, подчас не обращая внимания на образовавшуюся пробку, на недовольных водителей, чтобы только потолковать с нами. Не было более симпатичных людей на свете, чем эти стражи порядка! Мы сталкивались все время исключительно с приятными и симпатичными людьми. Они были без ума от нас, так хорошо мы себя вели. Мы были самыми красивыми, самыми лучшими, самыми совершенными молодыми людьми. И они боролись за право первыми протянуть нам руки. Все желали стать нашими крестными. Впервые в жизни мы чувствовали себя членами большой дружной семьи.
Мы имели право трогать все, заходить куда хотим. В магазине мы уступали дорогу дамам, предлагали поднести покупки. Мы по-детски улыбались продавщицам с шиньонами, чтобы они нас баюкали, баловали, показывали свои титьки. Вместо этого они говорили о размерах, распорках в паху, застежках, обкалывали булавками, размечали мелом, крутили во все стороны, позволяя своим рукам дотрагиваться до чего угодною. Мы просили пощады, но они так дивно пахли, стоя на коленям перед нашими ширинками, что приходились прислоняться к стене, чтобы не упасть или не проявить неуважения, особенно когда они шастали с сантиметром сами знаете где. Но мы держали себя корректно. Так мы обзавелись одежкой выпускников лицея. Свои же пожитки унесли в больший пакетах.
Мы ещё не привыкли ходить во фланелевых брюках с новенькими складками. От них у нас чесались ноги, и мы пошатывались. Воздух дорогих кварталов пьянил нас, таким он был чистым, надушенным, полным обещаний. Мы позволяли себе такое опьянение.
У нас болели ноги в скрипучих мокасах. Мы выглядели настоящими мужчинами с пакетами в руках. И были готовы принять участие в конкурсе красоты. Нам недоставало только собаки. Да еще младшей сестрички с конским хвостом и в лакированных лодочках.
Ели мы только мягкую пищу в забегаловках: кнели, лапшу, сладкий крем, кефиры.
Иногда мы срыгивали и пачкали галстуки.
Мы вели себя, как добропорядочные сыновья своих родителей, уверяю вас.
Вечером, с наступлением ночи, мы разыгрывали, будто пора домой, что отец будет ворчать за опоздание к ужину. Ясно, что ему просто нужно размяться. Я придумывал, что у нас есть обожающая мать, которую мы так и не увидим раздетой, ибо по ее требованию обязаны стучать в дверь, прежде чем войти в комнату, где с большим вкусом расставлены цветы; она станет играть для нас одних на рояле и устроит скандал, если какой-нибудь мужчина, даже лучший друг отца, преподнесет ей букетик цветов. Она не пожелает видеть его за столом и отвергнет все извинения…
Свою мать, как вы поняли, я видел лишь пять дней в течение месяца: когда у нее были месячные.
«Ее история, – рассказывал я Пьеро, – это настоящая драма, сам увидишь. Надо же было случиться, что в шестнадцать лет она по уши влюбилась в какого-то подонка, ну что-то вроде послевоенного черноблузника, восемнадцатилетнего парня, у которого плохо стояло, который занимался махинациями с машинами, перепродавал американские сигареты и все такое. При этом был очень красив. Самое же занятное, что его фамилия была Бо[3], Жан-Клод Бо. Отдаешь себе отчет? Надо же такому случиться!.. Он закадрил мать своим мотоциклом и черными глазами. Она кричала под ним, как истеричка… У нее пропал аппетит, она бросила учебу. Не спала. Стала чахнуть. По ночам через окошко убегала на свидание к своему красавчику. Когда ее старики догадались обо всем, то не проявили особого восторга. Это были вонючие торгаши, продававшие радиоприемники, проигрыватели, утюги. Они не хотели ударить лицом в грязь, считая себя сливками общества в районе, где проживали арабы. Ибо были там на виду и мечтали о приличной партии для дочери. «Могла бы найти себе другого волшебного принца!» – кричали они ей. В общем, и слышать не хотели, чтобы она встречалась с таким ничтожеством, подонком, уже имевшим дело с полицией. Никто ничего не должен был знать! Они запрещали этому говенному претенденту на руку дочери переступать порог магазина, плевали ему вслед, грозили вызвать полицию нравов… Тогда Бо явился с дружками и забросал витрину булыжниками. Произошла стычка… Но однажды он покинул маки и увез на мотоциклете мою мать. Похищение! Они решили укрыться подальше, чтобы там изготовить ребенка любви – как последнее средство заставить родителей дать согласие… В общем, они на это очень рассчитывали. Скрывались четыре дня и четыре ночи, пока фараоны с привычной для них деликатностью не прервали это свадебное путешествие. За совращение малолетней красавчик Бо был отправлен куда надо. А мою мать препроводили в отчий дом. Ее старуха тотчас принялась высчитывать дни, чтобы Всевышний избавил дочь от неприятностей, чтобы ее регулы пришли в изобилии и в свое время. Но мать хотела родить. Она боролась до конца. Она превзошла себя по части женской хитрости. Так, подружка одалживала ей использованные салфетки – ее мать все сама проверяла. В торговле они все такие, лучше им не подсовывать черт знает что! Она вынюхивала салфетки, исследовала их под лупой, пусть, мол, не думают, что она не распознает варенье. Но подружка-донорша была уже здоровенной девахой и теряла кровь за двоих. Так что той нечего было сказать, все, казалось, было в норме. Уф! Старуха вздохнула с облегчением и расцеловала свою дочурку.