— Будьте любезны вручить мне это письмо, — сказал священник.
Я протянул ему конверт. Он оглядел его с обеих сторон.
— Письмо открыто, — заметил он. — Не хотите ли его запечатать?
— Нет, нет, — возразил я. — В письме содержится только просьба об аудиенции.
— Вы, кажется, прибыли в Италию из-за границы. Откуда именно?
— Из Польши.
Священник записывал мои ответы. Перед ним лежал блокнот. Писал он шариковой ручкой, которую держал за самый кончик, как кисточку, едва прикасаясь к бумаге. Он спрашивал, слушал и аккуратно вносил в блокнот все нужные данные. Вопросы он ставил так, что на них приходилось отвечать кратко и по существу, не иначе. Когда я сообщил о себе сведения общего порядка и стал по буквам произносить свою фамилию, как всегда поступаю, сталкиваясь с итальянцами, он прервал меня, сказав, что знает мою фамилию. Я перешел к изложению сути дела, и он отложил перо в сторону. Тогда я понял, что и это все ему известно. Я отвечал стоя. Священник не попросил меня сесть, хотя два кресла для посетителей были придвинуты вплотную к столу. Последний вопрос звучал так:
— Когда вы намереваетесь покинуть Рим?
— Меня задерживает в Риме только надежда на аудиенцию.
Я пояснил, почему пришел сюда так поздно, и рассказал, как трудно мне было решиться просить аудиенции, но я превозмог себя, убедившись в бесплодности ранее предпринятых мер. Тем не менее я по-прежнему понимаю, сколь дерзкой является моя просьба, и знаю, как дорого время кардинала. Священник так же спокойно выслушал мои объяснения, как и мои ответы. Он не сказал ничего сверх того, что было необходимо, и ничего, ни единого словечка от своего имени. Только в этом месте нашего деловито-сухого диалога он перебил меня таким замечанием:
— У его преосвященства найдется время для всего, что он сочтет нужным. Вопрос не во времени.
Молодой священник смотрел на меня стеклянным, пустым взглядом, в его глазах не было ничего живого, ни искорки сочувствия. У меня не могло быть сомнений в том, что он не выскажется в мою пользу. Я чувствовал, что мне откажут. Сам не знаю, то ли потому, что я хотел, чтобы мне подсластили пилюлю, то ли совершенно машинально, я напомнил себе и ему:
— Его преосвященство послезавтра уезжает!
Тогда я увидел, что плечи священника слегка вздрогнули. Он едва-едва, почти незаметно, повел ими и протянул руку к небольшому изящному колокольчику. Взял его ручку за самый кончик так, как брал перо, собираясь писать, и — позвонил. В дверях показался служитель.
— Проводите, пожалуйста, синьора к лифту. Синьор явится к нам за ответом в пять часов. — Только после этого он обратился ко мне: — В пять.
Он кивнул головой. Я ответил тем же. За дверью, уже направляясь к лифту, я на мгновение еще раз его увидел. Он не тронулся с места. Сложил руки, осторожно шевеля пальцами, и ничего не выражающими глазами поглядывал в мою сторону. Вряд ли он меня видел. Казалось, он о чем-то задумался. Вернувшись сюда в пять, я его не застал. За тем же письменным столом сидел другой священник — плотный, подстриженный ежиком. Услышав мой вопрос, он тут же потянулся к изящному колокольчику, ручка которого изображала нераспустившуюся лилию. Оказалось, что колокольчик служил также прессом. Под ним лежало несколько листков из того блокнота, куда молодой священник сегодня утром заносил данные обо мне и о моем деле. Священник, сидевший теперь за столом, порылся в бумажках, достал один листок и показал мне. Увидев свою фамилию, я сказал:
— Да, это я.
Тогда священник сообщил, что кардинал Травиа примет меня.
— В котором часу? — спросил я.
Священник внимательно просмотрел все листки, которые извлек из-под колокольчика. Потом уложил их веером, как игральные карты. Он долго раскладывал их, меняя порядок. Мой листок к ним не присоединил.
— Очевидно, уже не сегодня, — сказал он наконец. — Но на всякий случай загляните к нам, пожалуйста, около семи. А если сегодня ничего не выйдет, пожалуйста, справьтесь завтра в десять.
Тогда я спросил, нельзя ли позвонить к нему по телефону. Поступил я так из опасения, что в конце концов встречу монсиньора Риго, если слишком часто буду здесь вертеться.
— У нас не принято, чтобы просители по телефону добивались аудиенции, — наставительно заметил священник. — Зайдите, пожалуйста, сами.