Иоанна удивленно посмотрела на него.
— Сколько же вам лет, полковник?
— Ровно столько, сколько Анджею.
— Двадцать девять?!
Услышанное напомнило ей недавнее столкновение с полковником. Оно, видно, не давало ей покоя.
— Двадцать девять лет! — пожала она плечами. — А вы еще поучать меня беретесь, что нужно и не нужно нам, артистам, — мне, артистке, которая выступала, когда вас и на свете еще не было! Да, да, уже выступала!
Теперь он окинул ее удивленным взглядом.
— Быть этого не может!
— Еще как может! — Голос у нее повеселел. — Да я вам в матери гожусь! — воскликнула она со смехом.
— В матери?
— Вот именно! Я ведь четверть века назад из дома убежала с одним молодым красавцем из труппы Ральфа Кавальканти.
— Сколько же вам тогда было лет?
Она привычным жестом откинула назад свои красивые золотистые волосы.
— Шестнадцать! А ему двадцать один!
— Где же он теперь? — вырвалось невольно у полковника.
— Оставил сцену. Кажется, в санатории сейчас. Он был морфинистом, пил. У нас, у артистов, свои слабости есть.
Она произнесла все это легким, небрежным тоном, однако предпочла переменить тему.
— О чем это мы говорили?
— О том, что нужно артистам. Я утверждал: прежде всего идейные устои, а вы…
— Ладно, оставим это.
Неприятное чувство, которое ее преследовало с той минуты, когда она замолчала, сраженная доводом полковника, прошло. Должно быть, горестные воспоминания его оттеснили.
— Когда же мы наконец приедем? — спросила она.
— Уже приехали!
Машина круто развернулась. Венчевский подал Иоанне руку, и по перекинутой доске они вошли в недостроенное здание. Один коридор, второй, третий…
— Где же ваши залы? — тронула Иоанна за рукав идущего впереди полковника.
Наконец они добрались до свежепобеленных, еще пахнущих известью помещений. Иоанна шагами измерила их. В одном машинально потрогала палки: они были укреплены прочно, не крутились. Посмотрела, как с освещением. Все оказалось хорошо. Залы, в общем, ее удовлетворили, и полковнику стало даже неловко, словно он хвастается перед ней.
— Конечно, это не какой-нибудь дворец! — признался он чистосердечно. — Не какие-нибудь зеркальные залы!
— Ага, кстати! Артист во время репетиций и упражнений должен проверять свои движения в зеркале. Без зеркал никак нельзя!
Она подошла к свободной стене, где не было станков.
— Здесь должны быть зеркала. Большие, во всю стену, и правильно смонтированные.
И она стала подробно объяснять, какой они должны быть высоты.
— Когда партнер поднимает балерину, она должна видеть себя в зеркале. Понимаете?
— Понимаю. Зеркала будут такие, как вы хотите.
Полковник достал из кармана блокнот и карандаш.
Он записал ее пожелания, сверяясь с рекомендациями специальных журналов. Все полностью совпадало. Но умолчал, что зеркала уже заказаны, такие именно, какие нужно, — с большой поверхностью. Пусть чувствует себя хозяйкой, пусть знает: в устройстве этих залов есть и ее вклад.
— А раздевалка где?
Она помещалась направо по коридору.
— А здесь душ!
— О, смотрите-ка! Без душа всегда плохо, а тут целых пять кабинок!
— Шесть!
Не поверив на слово, она пересчитала и вернулась в первый зал.
— Бр-р! Как сыро! У меня все кости ломит. — Она поежилась. — В Париже во время оккупации у меня был тяжелый артрит. До сих пор дает о себе знать!
С этими словами перешла она в следующий зал, потом осмотрела все сначала. И главный зал с покатым полом, который похвалила. И классы, и раздевалки, и комнату для балетмейстера. Предоставленный себе Венчевский посмеивался. «Дрожит от холода, а не уходит, — подумал он. — Значит, клюнула!»
На улице Иоанна остановилась и, растирая руки, подняла глаза кверху. Она уже приняла решение и обдумывала теперь, как быть дальше.
— Прежде всего надо переговорить с министерством культуры и искусства. Они мне оплатили проезд из Парижа, номер предоставили в гостинице. Возможно, у них есть какие-то виды на меня.
— Исключено!
Решительность, с какой это было сказано, можно было истолковать и как неуважение к этому учреждению. Но на самом деле слова полковника означали лишь, что, по его мнению, это не доводы. Он считал, что уже убедил Иоанну.
— Все зависит только от вас, — сказал он, — с министерством можно договориться.
— Тогда решено! — протянула ему руку Иоанна.
— Решено! — повторил обрадованный полковник и протянул ей обе руки. И хорошо сделал — рука у нее была большая.