Наконец все было улажено, и он мог ехать, больше того, должен был ехать. Но попросил отсрочку на один день, потом еще на один. Написал Степчинской письмо и разорвал на мелкие клочки. Всякий раз делал он крюк, чтобы пройти мимо училища. Кровь стучала у него в висках, он стискивал зубы и, стараясь побороть волнение, дыша ровно, глубоко, повторял вполголоса слова, заранее приготовленные на случай встречи. Им целиком завладело решение во что бы то ни стало повидаться с ней перед отъездом; порой собственное упорство смешило его, порой приводило в бешенство. Выходя утром из дома, он каждый раз был исполнен решимости покончить с этим самым естественным образом — оставить в кафе или в школе записку с просьбой о свидании. Придет — хорошо, не придет — еще лучше, двум смертям не бывать, а одной не миновать! Но в последний миг его охватывали сомнения: а вдруг он все испортит.
— Что — все?! — повторял Анджей вслух, злясь на себя, но ничего не мог с собой поделать и помимо воли, вопреки здравому смыслу, строил далеко идущие планы.
Дело кончилось тем, что записку он так и не оставил.
— Ну и втрескался! Вот это да! Совсем сдурел!
Они сидели в том самом ресторане, где месяц назад Анджей посвятил Хазу в тайну картины, а тот кратко рассказал, как партизанил. Сейчас с ними была еще Иоанна.
— Ты прекрасно выглядишь! — глядя на нее, не переставал удивляться Анджей. — Что, суставы перестали болеть?
— Сняло как рукой! — Иоанна, тряхнув головой, откинула волосы со лба. — Ты не представляешь, как гнусно я себя чувствовала! Особенно в тот день на школьном спектакле у Тарновой. А потом и вовсе расклеилась!
Она несколько часов как приехала. А он на следующее утро чуть свет уезжал из Варшавы. Что откладывать отъезд больше нельзя, Анджей сам понимал. И уже послал в Ежовую Волю телеграмму, поставил в известность школьный отдел, нанес визит теткам, пообедал с Климонтовой, а Хазу пригласил поужинать на прощанье в ресторане. Приняв решение, он сразу успокоился. И всю вторую половину дня укладывал вещи, штопал, чистил и в кафе даже не заглянул. Но по дороге в ресторан не утерпел и завернул в гостиницу — в последний раз справиться об Иоанне. Оказалось, она вернулась.
— В Кракове замечательные врачи, — рассказывала Иоанна, сидя в ресторане с Хазой и Анджеем. — Душу из тебя вытрясут, но на ноги поставят. Это уж точно!
И смерила Хазу тем же взглядом, что при встрече. Пожалуй, даже слишком холодным и высокомерным для него.
— Точно! — повторила она и, обернувшись к Анджею, оживленно заговорила: — Велели только быть поосторожней. Никаких экстравагантностей! Зато разрешили снять шерстяное белье, которое я из Франции привезла. Помнишь, сколько на мне было наворочено, а теперь — гляди!
И, засучив рукав костюма, она продемонстрировала, что вместо шерстяного белья и толстого свитера на ней один тоненький.
— А мне можно посмотреть? — спросил Хаза.
— Что именно?
Ее тон по отношению к Хазе начинал Анджея раздражать. Он и сам с некоторых пор чувствовал, что между ним и Хазой нет прежней близости. Что-то мешало Анджею относиться к нему по-дружески, как в первые дни после возвращения. И хотя он старался не думать, чем это вызвано, причина была ему ясна. Но почему Иоанна-то с первого взгляда почувствовала к нему предубеждение? Он ведь был их дальним родственником, другом Анджея, в доме часто бывал, а теперь вот Анджей пользуется его гостеприимством, живет у него. Все это Анджей сказал, когда знакомил их, и повторил потом, видя, как Иоанна его третирует. Но тщетно!
— Можно вам еще водочки налить?
Она не отказалась. А когда Хаза наливал, молча разглядывала его большие, сильные жилистые руки.
— Тебе и пить, наверно, нельзя? — заметил Анджей. — Правда?
— Объясни это пану Хазе, — с гримаской пожала она плечами. — У вас что, способ такой ухаживать за дамами? — обратилась она к Хазе, криво усмехаясь. — Небось не одну с помощью водки покорили?
— Чего ты пристала к нему? Неужели тебе это доставляет удовольствие?
— Колоссальное! — весело откликнулась она и сказала загадочно: — Только это не имеет прямого отношения к пану Хазе. — И чтобы прекратить этот разговор, спросила Анджея: — Как мама? Ты передал ей?
Понизив голос, стал он рассказывать, что произошло. Придвинувшись поближе друг к другу, они тихо переговаривались между собой. Она опустила голову. И волосы упали на лицо, закрыв его совсем.
— Прости нас, пожалуйста, — извинился Анджей перед Хазой. — Тут, знаешь, дела семейные.