Во время обеда мистер Олдбок, побуждаемый таким же любопытством, как и у его спутника, сделал несколько более прямых попыток, оправдываемых его летами и положением, установить имя, цель поездки и звание молодого джентльмена.
Молодой человек сказал, что его зовут Ловел.
— Как? «Кошка, и крыса, и Ловел, наш пес»? Неужели вы происходите от любимца короля Ричарда?
Молодой человек ответил, что не имеет основания называть себя щенком этого помета и что его отец — уроженец Северной Англии. Сам он в настоящее время едет в Фейрпорт (город, близ которого находилось имение Монкбарнс) и, если ему понравится, может быть, проведет там несколько недель.
— Мистер Ловел путешествует только для удовольствия?
— Не совсем.
— Быть может, у вас дела с фейрпортскими коммерсантами?
— Отчасти есть и дела, но они не имеют отношения к торговле.
На этом он остановился. И мистер Олдбок, зашедший в своих расспросах настолько далеко, насколько позволяли приличия, вынужден был переменить разговор. Антикварий не считал себя врагом хорошего обеда, но был решительным противником лишних дорожных расходов. И когда его товарищ намекнул на бутылочку портвейна, он нарисовал ужасную картину той смеси, которую, сказал он, обычно продают под этим наименованием, и, отметив, что пунш заслуживает большего доверия и лучше подходит к данному времени года, положил руку на звонок, чтобы заказать необходимые составные части. Но Мак-Китчинсон уже по-своему решил вопрос о напитках и появился с огромной двухквартовой бутылью, покрытой древесными опилками и паутиной — свидетельствами ее древнего возраста.
— Пунш? — подхватил он это звучное слово, входя в гостиную. — Черта с два получите вы сегодня хоть каплю пунша, Монкбарнс! Так и знайте!
— Что ты затеял, мошенник бесстыжий?
— Ну, ну, нечего так ругать меня! А вы помните, какую шутку вы сыграли со мной, когда были здесь прошлый раз?
— Я сыграл с тобой шутку?
— Вы самолично, Монкбарнс! Лэрд Темлоури, и сэр Гилберт Гризлклю, и старый Росбалло, и наш мэр собирались провести у меня часок-другой. А вы пустились рассказывать им свои сказки про древний мир, так что они и уши развесили, а потом вы взяли да увели их бог знает куда поглазеть на старый римский лагерь. Ах, сэр, — обратился трактирщик к Ловелу, — ведь он птиц с деревьев сманить может, как заведет речь про людей, которых давно и в живых нет! Вот я и потерял случай отпустить не меньше шести пинт доброго кларета, потому что ни один черт не ушел бы отсюда, не выпив своей доли.