Она была права. Я остался. Судьба, толкавшая меня к гибели, как бы пришла ко мне на помощь — Обернэ вернулся один. Он привез г-же де-Вальведр письмо от мужа, которое она показала нам, и содержание которого было приблизительно следующее:
«Друг мой, не сердитесь на меня за то, что я опять поддался искушению вершин. На них не всегда же гибнуть, чему служит доказательством то, что я вернулся оттуда здравым и невредимым. Обернэ объяснил мне причину вашей экскурсии в горы. Я сдаюсь на ваши доводы без возражений и считаю своей первой обязанностью удовлетворить вашим требованиям. Я еду в Вальведр за своей старшей сестрой и беру на себя устроить ее сейчас же в Женеве для того, чтобы вы могли вернуться к себе совершенно спокойно. В то же время я приготовлю все в Женеве для свадьбы Павлы и попрошу вас присоединиться туда ко мне с ней в начале будущего месяца. Таким образом, старшей сестре можно будет присутствовать на церемонии, и разлад между вами не будет никому заметен. Вы привезете и детей. Эдмонду пора уже поступать в школу. Обернэ умно дополнит мое письмо всеми желательными для вас подробностями. Рассчитывайте всегда на преданность вашего друга и слуги Вальведра».
Это послание, содержание и смысл которого я передал верно, хотя и не именно в тех же самых выражениях, вполне подтверждало все рассказы Алиды о любезных манерах и вежливых формах ее мужа, а в тоже время и отражало в себе равнодушие души, стоящей выше любовных разочарований и бед. Быть может, под этой совершенной безоблачностью таилась тяжелая драма, но она вполне стушевывалась или силой воли, или холодностью самой натуры.
Не знаю, почему чтение этого письма произвело на меня действие, совершенно противоположное тому, которого ожидала г-жа де-Вальведр. Она дала мне прочесть его, думая потушить пламя моей ревности, но оно его только разожгло и усилило. Муж, так безупречно умеющий управлять своей семьей, имел и перед Богом, и перед людьми право требовать решительно всего взамен своих быстрых и великодушных снисхождений. Он был законным господином и властелином этой женщины, слугой и преданным другом которой он так рыцарски объявлял себя. Да, конечно, право было на его стороне, раз он сам так высоко справедлив и разумен. Никогда и ничто не могло разрешить его слабой подруге порвать те узы, которые он умел сделать вдвойне священными. Она принадлежала ему навсегда, хотя бы даже, как она уверяла, в качестве сестры, ибо этот брат, был ли он или нет мужем, представлял из себя более законную и серьезную опору, чем вчерашний или завтрашний любовник.
Я почувствовал, что моя роль кратковременна, почта смешна. Я собирался отвергнуть ее от себя, как только страсть моя будет удовлетворена, и отныне только и думал о том, чтобы удовлетворить ее. Алида понимала все это не так. Теперь я стал решительно обманывать ее и внушать ей доверие с твердо принятым решением поймать врасплох или ее воображение, или ее чувственность.
Через день она уезжала на свою виллу. Обернэ было поручено сопровождать ее, но они должны были ехать самой дальней дорогой для того, чтобы не встретиться в пути с Вальведром, увозящим в Женеву свою старшую сестру. У меня не было более предлога оставаться подле Алиды, ибо я заранее объявил Обернэ, что посвящу ему недельку, а потом буду продолжать свой путь по Швейцарии, но вернусь еще повидать его в Женеву перед отъездом в Италию. Он ничем не помог мне изменить свои планы.
— Вальведр назначил мою свадьбу на 1 августа, — сказал он мне. — Ты, само собой, не можешь отказать мне присутствовать на ней. Я уеду к своим родным к 15 июля и буду ждать тебя. У нас 2 число, а значит, ты вполне успеешь объездить часть наших больших озер и чудных гор. Только ты поторопись. Ты видишь, я тороплю тебя с отъездом, но это для того, чтобы лучше обеспечить твое возвращение.
Присутствовать при свадьбе Анри с Павлой де-Вальведр значило очутиться само собой в присутствии этого мужа, которого я был так рад не видеть. Мне совсем не хотелось встретиться вновь с Алидой на глазах всей этой семьи и с самим главой семейства. Тем не менее, я не нашел никакой возможности отказать. Обреченный отныне на ложь, я обещал, решившись про себя, скорее сломать себе ногу в пути, чем сдержать свое слово.