— Вернемся, — сказала она, — ты пугаешь меня! Эти наслаждения, эти упоения, о которых ты говоришь, совсем не любовь, а лихорадка, забытье и забвение всего, нечто грубое и сумасбродное, не имеющее ни вчерашнего, ни завтрашнего дня. Возьми снова весла, я хочу назад.
Мной овладело какое-то бешенство. Я схватил весла и увез ее еще дальше в озеро. Она испугалась и пригрозила броситься в воду, если я буду продолжать это молчаливое и угрюмое путешествие, походившее на похищение. Я привез ее обратно к берегу, не говоря ни слова. В душе у меня бушевала страшная буря. Она упала на песок, плача. Обезоруженный, я тоже заплакал.
Мы были глубоко несчастны, не отдавая себе хорошенько отчета в причинах нашего страдания. Конечно, я не был настолько малодушен, чтобы преодолеть свою страсть. Это казалось мне таким тяжелым усилием и таким большим несчастьем. А что до нее, то она вовсе не так уж серьезно испугалась меня, как хотела себя в том уверить.
Что же было между нами невозможного? Какая преграда разделяла наши души? Мы оставались перед этой страшной загадкой, не будучи в состоянии решить ее.
Единственным целебным средством для нашей боли было совместное страдание, и в самом деле, это были единственные глубоко правдивые узы, связавшие нас. Ее раздирающая и искренняя горесть очистила меня, в том смысле, что я отрекся от своих планов обольщения врасплох и хитростью. Несчастный из-за нее, я еще больше полюбил ее. Как знать, не сделало ли бы меня торжество неблагодарным, как она того и опасалась?
На другой же день я отправился по направлению Сен-Готарда, собираясь достичь затем озера Четырех Кантонов. Алида порицала мою поспешность расстаться с ней, она думала, что я мог провести безнаказанно целую неделю в Рокка. Но я хорошо видел, что любопытство моей старой хозяйки не сегодня, так завтра, не даст ей заснуть, и что мои ночные прогулки сделаются предметом размышлений и обсуждений по окрестностям.
Через несколько часов ходьбы я остановился перед огромным утесом, на который Алида указала мне вдали, как на цель одной из ее любимейших прогулок. Отсюда мне была еще видна ее белая вилла, точно блестящая точка среди темных лесов. Пока я смотрел на нее, посылая ей в своем сердце нежное прости, я почувствовал, что мне на плечо легла легкая ручка и, обернувшись, увидал Алиду, опередившую меня здесь. Она приехала верхом со слугой, которого оставила на некотором расстоянии. С ней была маленькая корзиночка, полная всяких лакомств. Она пожелала позавтракать со мной на мхе, под прикрытием этого прекрасного утеса, в этом совершенно пустынном уголке. Этот милый сюрприз до того меня тронул, что я приложил все старания, чтобы заставить ее забыть вчерашние огорчения и бури. Я уверял ее в своей покорности и делал все возможное относительно нее и относительно самого себя, чтобы убедить ее без лжи, что я буду счастлив и так.
— Но где и когда свидимся мы опять? — сказала она. — Вы не захотели обещать определенно быть в Женеве к свадьбе Павлы, а между тем, это для нас единственное средство снова увидеться без опасности для меня. Наши теперешние отношения, целомудренные и освещенные отныне истинной любовью, могут устроиться вполне прилично, если вы решитесь познакомиться с моим мужем и, следовательно, присоединиться к окружающим меня друзьям. Я не всегда живу так одиноко, как теперь. Несправедливые подозрения и сварливый характер моей старой золовки повлекли за собой в последнее время эту уединенную жизнь: из-за нее я потеряла вкус ко всяким дружеским сношениям с соседями. Но с тех пор, как она уехала, я сделала несколько визитов и изгладила дурное впечатление ее поведения, которого я могла казаться соучастницей. Ко мне теперь вернутся. Знакомства мои немногочисленны, я никогда этого не любила, и это тем лучше. Вы найдете меня настолько окруженной, что мы не будем иметь вида, что добиваемся tête-à-tête, и настолько свободной, что tête-à-tête будет случаться частенько сам собой. Впрочем, я найду же и средство отлучаться иногда, и мы станем встречаться где-нибудь на нейтральной почве, подальше от нескромных глаз. Я сейчас же начну подготовлять это, чтобы оно стало возможно и даже легко. Я удалю подозрительную мне прислугу, прочно привяжу к себе преданных слуг, заранее создам себе предлоги, а когда наше знакомство будет признано, то наши встречи, если их откроют, не покажутся нимало не удивительными, ни шокирующими. Видите, все нам помогает. Вы имеете перед собой свободу путешественника; я скоро буду пользоваться свободой покинутой жены, ибо г. де-Вальведр тоже подумывает о большом путешествии, которому я больше не стану противиться. Он уедет, может быть, на два года. Позвольте представить ему вас до этого отъезда. Он уже знает, что я с вами знакома, и не может ничего подозревать. Примем меры предосторожности против него и против света, это даст нам время, свободу и безопасность. Вы объедете Швейцарию и Италию, и сделаетесь там великим поэтом, имея перед глазами прекрасную природу, а в сердце любовь. До сего дня я была вялой и обескураженной. Я стану деятельной и изворотливой. Я только и буду думать, что об этом. Да, да, перед нами уже два года чистого счастья. Сам Бог послал вас мне в ту самую минуту, как меня добило бы горе разлуки с моим старшим сыном. Когда мне придется расстаться и со вторым, у меня будет возможность жить подольше с вами, пожалуй, даже совсем подле вас, потому что тогда я буду иметь право сказать мужу: «я одна, ничто более не привязывает меня к дому. Позвольте мне жить, где мне хочется». Я притворюсь, что люблю Рим, Париж или Лондон и, вдвоем, никому неведомые, затерянные среди большого города, мы будем видеться каждый день. Я отлично сумею обходиться без роскоши. Моя роскошь смертельно мне надоела, и вся моя мечта сводится к хижине в глубине Альп или к чердаку в большом городе, лишь бы я была там истинно любима.