Когда я пришел немного в себя и сообразил свое положение, я ужаснулся своей слабости.
— Конечно, нет, — вскричал я внутренне, — я не позову Алиду сюда, где ее образ был осквернен оскорбительными надеждами. Эта роскошь и эти подарки, предназначаемые ей недостойной ее любовью, возбудили бы в ней только отвращение. Да мне самому тяжело здесь, как в нездоровом воздухе, отягченном возмущающими душу идеями. Я не напишу Алиде отсюда. Я выйду сегодня вечером из этого нечистого убежища, чтобы никогда в него более не возвращаться!
Ночь надвигалась. Как только стемнело, я попросил Манассию, явившегося ко мне за приказаниями, свести меня к Мозервальду. Но я наткнулся сейчас же на Мозервальда, пришедшего справиться обо мне, и мы вместе вернулись в домик, куда Манассия, по приказанию своего господина, подал нам изысканную трапезу.
— Прежде всего поедим, — говорил Мозервальд. — Я не вернулся бы сюда, если бы рисковал встретить здесь одну особу, которая не должна видеть меня тут. Но раз вы говорите, что она не придет, и раз вы хотели прийти поговорить со мной у меня, нам будет спокойнее здесь, чем у меня дома. Вы не подумали пообедать, я так и подозревал. Об обеде я подумал только для вас, но оказывается, что я сам страшно голоден. Я так много плакал! Говорят, что слезы возбуждают аппетит, и я вижу, что это верно.
Он ел за четверых, а добрые вина помогли ему переварить свои мысли, и он сказал мне наивно, кончив есть:
— Mon cher, верьте или нет, но за последние полгода я ем сегодня настоящим образом в первый раз. Вы видели, что там, в горах, у меня не было аппетита. Помимо моей обычной меланхолии, меня поглощала еще любовь. Но вот сегодняшний удар исцелил мое тело, успокоив мое воображение. Право же, я чувствую себя другим человеком, и мысль, что я делаю нечто хорошее и большое, ставит меня выше моей обыденной жизни. Не смейтесь над этим! Поступили ли бы вы так же на моем месте? Это не доказано!.. Вы, умники, имеете за себя красноречие. В конце концов, это должно притуплять сердечность!.. Но вот мы и одни. Манассия не покажется больше, если я не позвоню — видите, вот шнурок звонка, он проходит под виноградником и доходит до его домика в соседнем отгороженном холме. Говорите: что вы мне хотели сказать? И почему вы находите, что г-жа де-Вальведр не может прийти сюда?
Я объяснил ему все напрямик. Он выслушал меня со всевозможным вниманием, точно хотел познакомиться и научиться деликатностям любви. А затем он опять заговорил:
— Вы заблуждаетесь насчет моих надежд, — сказал он, — у меня их не было.
— У вас не было надежд, а вы отделывали этот домик и выбирали лучшие жемчужины Востока, одну по одной?
— Я ничего не ждал от этих средств, особенно после истории с кольцом. Неужели надо еще повторять вам, что я видел в этот день бескорыстного поклонения, доказательства преданности, радость доставления маленького женского удовольствия любимой женщине? Вы вот этого не понимаете! Вы сказали самому себе: «я заслужу и добьюсь любви своими талантами и риторикой». У меня же нет никаких талантов. Вся моя заслуга в моем богатстве. Всякий предлагает то, что у него есть, черт возьми! Я никогда не думал купить женщину этой заслугой. Но если бы мне удалось убедить ее силой своей страсти, что было бы оскорбительного в том, чтобы я положил свои сокровища к ее ногам? Любовь каждодневно выражает свою признательность дарами, и когда набоб дарит букеты из драгоценных камней, это равносильно тому, чтобы вы подарили сонет своего сочинения в букете полевых цветов.
— Я вижу, — сказал я ему, — что мы никогда не сойдемся на этом пункте. Допустите, если вам угодно, что я безрассудно щепетилен, но знайте, что отвращение мое непобедимо. Никогда, знайте это, Алида не войдет сюда.
— Вы неблагодарный человек! — сказал Мозервальд, пожимая плечами.
— Нет, — вскричал я, — я не хочу быть неблагодарным! Я вижу, что вы меня не обманули, говоря, что в вас таятся сокровища доброты. Вот эти сокровища я принимаю. Вы владеете тайной моей жизни. Вы сами ее подметили, с моей стороны нет, значит, заслуги в том, что я вам ее доверил, а между тем, я чувствую, что в вашем сердце эта тайна находится в безопасности. Вы хотите давать мне советы относительно применения тех материальных средств, которые могут обеспечить или компрометировать счастье и достоинство любимой мною женщины? Я верю в вашу опытность, вы знаете практическую жизнь лучше меня. Я буду советоваться с вами и, если ваши советы принесут мне пользу, я буду питать к вам вечную признательность. С неприятным чувством, возбуждаемым во мне известными сторонами вашей натуры, во мне будет сильно бороться дружба и, быть может, совсем уничтожит его. Да оно уж и теперь так. Да, я искренне люблю вас. Я ценю в вас некоторые тем более драгоценные качества, что они природны и самобытны. Не просите у меня ничего другого, не старайтесь никогда заставить меня принять услуги корыстно-ценные. Вы только богаты, говорите вы, и каждый предлагает то, что может! Вы клевещете на себя: вы видите теперь, что имеете нравственные заслуги, и именно этим-то вы и завоевали мою признательность и любовь.