Я решился уже на ужасное унижение и написал Обернэ. Неужели и он был в отлучке? Но он-то, конечно, ответит. Срок надежды с этой стороны еще не был истощен. В своем сомнении я сделал над собой усилие и, не смотря на всю душевную боль, обратился за помощью к своим родителям. Оставалось потерпеть несколько дней до ответа. Я умолял Алиду не тревожиться ни о чем.
В тот день она выказала последний проблеск мужества. Она улыбнулась той раздирающей улыбкой, которую я чересчур хорошо понимал. Она сказала мне, что она и не тревожится и что, впрочем, она решилась принять дары своего мужа, как ссуду, которую со временем я, конечно, буду в состоянии возвратить. Таким образом она щадила мою гордость. Она меня поцеловала и заснула, или притворилась спящей.
Я ушел в соседнюю комнату. С тех пор как я видел, что она угасает, я не покидал более того дома, где она жила. Через час я услышал ее разговаривающей с Бианкой. Эта девушка, вовсе не щепетильная в деле любви, но удивительно преданная своей госпоже, которая то ее бранила, то баловала, старалась теперь утешить ее и убедить, что она скоро снова увидит своих детей.
— Нет, нет! Я их больше не увижу, — отвечала бедная больная. — Это самая жестокая кара, которую мог наложить на меня Бог, и я чувствую, что заслуживаю ее.
— Берегитесь, барыня, — сказала Бианка, — ваш упадок духа так мучит этого бедного молодого человека!
— Разве он тут?
— Кажется, да, — сказала Бианка, подходя к порогу соседней комнаты.
Я случайно бросился перед тем в кресло с очень высокой спинкой. Не видя меня, Бианка подумала, что я вышел, и вернулась к своей госпоже, говоря, что я, конечно, сейчас вернусь, и что надо лежать смирно.
— Хорошо, когда ты услышишь, что он возвращается, — сказала Алида, — ты сделаешь мне знак, и я притворюсь, что сплю. Когда он воображает, что я сплю, это его немного утешает и успокаивает. Дай мне поговорить с тобой, Бианка, это облегчает меня. Мы так редко бываем вдвоем! Ах, бедняжка моя, даже ты не знаешь, как я страдаю, и какие угрызения совести убивают меня! С тех пор как я бросила все для этого доброго Франсиса, мои глаза раскрылись, и я стала другой женщиной. Я стала верить в Бога и страшиться. Я почувствовала, что Он накажет меня и не позволит мне жить в грехе.
Бианка прервала ее.
— Никакого греха нет, — сказала она. — Я никогда не видывала такой добродетельной женщины, как вы! А между тем, вы имели бы всякое право, с таким эгоистичным и равнодушным мужем!..
— Замолчи, замолчи! — продолжала Алида с лихорадочной силой. — Ты не знаешь! Ты служишь у меня всего три года, и увидала его много спустя после моей первой сердечной измены ему, когда он уже меня более не любил. И я это вполне заслужила!.. Но до последнего времени я думала, что он ничего не знает, что он не удостаивает ничего знать, и что, не будучи в состоянии считать меня недостойной себя, его сердце отступилось от меня от утомления. А потому я на него злилась и, забывая о своей вине, раздражалась на него. Я не считала себя неправой, я говорила вот как ты: «в сущности, я такая добродетельная! А муж у меня такой равнодушный!» Его мягкость, вежливость, щедрость, внимание — все это я приписывала другому поводу, а не его великодушию. Ах, зачем он ничего не говорил? Наконец раз… Знаешь, сегодня год, как это было!.. год… Я слышала его речи обо мне, и я не поняла, я была не в своем уме! Вместо того чтобы пойти броситься к его ногам, я бросилась в объятия другого, я вообразила, что делаю что-то грандиозное. Ах, иллюзия, иллюзия! Какие бедствия навлекла ты на меня!
— Боже мой, — сказала Бианка, — неужели вы жалеете теперь о своем муже? Значит, вы не любите этого бедного г. Франсиса?
— Я не могу жалеть о своем муже, любви которого я лишилась, и люблю Франсиса всей своей душой, т. е. всем тем, что еще осталось от моей бедной души!.. Но видишь ли, Бианка, ты женщина и ты должна это понять: действительно любят только раз! Все, о чем мечтают потом, это только нечто равносильное никогда не возвращающемуся прошлому. Говоришь и думаешь, что любишь еще сильнее, и так хочется убедить себя в этом! И не лжешь, но чувствуешь, что сердце противоречит воле. Ах, если бы ты знала Вальведра, когда он любил меня! Какая правда, какое величие, какой гений в его любви! Но ты бы этого не поняла, бедная крошка, раз я сама не поняла! Все это объяснилось мне потом, на расстоянии, когда я могла сравнивать, когда я встретила этих краснобаев, ничего не говорящих, эти пылкие сердца, которые ничего не чувствуют…
— Как! Даже и Франсис?