— Ты иди, я скоро.
Глава 16
Фейк
Нет чела — нет праблов
Достаю из рюкзака маленькую закупоренную бутылочку — в ней парусник из дерева и стекла. Белые шёлковые паруса с красными крестами — красиво. Это «Санта Мария» — каравелла, на которой Колумб в 1492 году открыл Америку. Я купила её в магазине необычных подарков — для Максима.
Смотрюсь в зеркало. Мама бы сейчас сказала, что у меня неприлично счастливый вид. А что может быть неприличного в том, что человек счастлив? Что человек влюблён.
Спускаюсь по лестнице — колено не болит, ведь я спускаюсь на крыльях. Мне подарила их Морская птица. В тёмной гостиной грустно поёт грустная певица Максим. Что за нелепое имя для девушки, тем более такой грустной? По комнате медленно движутся парочки. Узнаю в потёмках Анну-Марию с Чижом, Тоху с Полей, Тиму с какой-то толстой девицей… Кто это? Ааа, понятно! Женёк влез в Динину норковую шубку, парик нацепил — где только взял? Динка увидит, мало ему не покажется! Кстати, где она? Наверное, со своим Ванечкой уединилась.
— Жень, ты Максима не видел?
— Отстааань, праатиивная! — Женёк манерно отмахивается от меня веером. Лицо у него густо намазано румянами и помадой — девчонки, наверное, постарались.
— Ну, Жень!
— Не приставай к моей женщине! Альты рулят, готы — лохи! — Тима начинает орать что-то из «Токио Хотел», громко и фальшиво.
Девчонки просто лежат от смеха. В губах тонкие сигареты, но это «для красоты» — сигареты гораздо круче на вид, чем на вкус. В нашем классе всерьёз никто не курит: не модно. Модно ходить на фитнес и правильно питаться, чтобы быть в форме…
— Он в сад пошёл, ставить ракетницы! — нараспев кричит Настя, она танцует тут же. Одна, механически двигает длинными руками, как одинокая мельница в поле. — Скоро салют будет!
Бегу в сад, прижимая к груди каравеллу. Интересно, понравится ему или нет? Мокрая трава, мокрая брусчатка, мокрые кипарисы и пальмы — всё мокрое, блестящее и радостное, как только что выкупанный ребёнок. Давно у меня не было такого Нового года — без снега, это тоже клёво! За кустом притаился велоцераптор, расставил когтистые куриные лапы! Пугаюсь его от неожиданности и хохочу.
— Ну, кто там ещё? — слышу капризный голос. — Не бойся, Максик, тебе послышалось.
Посреди площадки для мини-гольфа стоят обнявшись Дина и Максим.
— Ну, поцелуй меня… Да не так! Смотри, как надо… Вот так…
Каравелла выскальзывает у меня из рук, слышится звон осколков.
— Валя?! Подожди, куда ты, Валя?!
Я разворачиваю своё тело и веду его в обратную сторону.
Кажется, у меня сейчас лопнет сердце.
Я бегу вверх — в уши как будто налили цемент. Ай! Колено! Оно почему-то снова начинает болеть. Куда мне деться? В Наташину спальню? Нет, там найдут. А я не хочу, не хочу! НЕ ХО-ЧУ! Слёзы душат и, наверное, задушат вот-вот. Сухие, если такие вообще бывают. За спиной быстрые шаги — кто это: он или она? Ненавижу! Обоих ненавижу! Снова бегу вверх, лучше на третий! Кажется, этой лестнице нет конца и края. Ну нельзя же строить в доме такие огромные несуразные лестницы! На них же вся жизнь пройдёт! Грудь стягивает тугим стальным обручем. Бросаюсь в какой-то коридор — длинный-длинный, как в каком-нибудь санатории. Дёргаю поочередно двери: закрыто, закрыто, закрыто… Закашливаюсь оттого, что дышу какой-то грязью — выплёвываю из себя мелкий гравий и пыль. Последняя дверь мне наконец поддаётся — захлопываю её за собой, щёлкаю замком и падаю на диван. Мои внутренности и позвоночник сплющиваются, как чипсы. Единственное, чего хочу, — чтобы на нас прямо сейчас, сию минуту свалилась ядерная бомба.
Это папина комната, его кабинет. Даже, скорее, берлога или пещера. Кожаный диван и стол с ноутбуком, всё остальное — камни, камни, камни. Минералы. Они повсюду: на стенах — в подсвеченных стеклянных стеллажах, на полу — в красивых деревянных ящиках. И даже на сводчатом потолке — камнями выложена мозаика: ночное небо, тёмно-синее с жёлтыми вкраплениями звёзд. Кажется, это лазурит — папин любимый камень, камень неба.
Помню, как он привёз его впервые из Прибайкалья и подарил мне.
— Держи, котик Тарасик!
А потом мама послала нас за творогом для запеканки, а мы вместо этого пошли в гараж. Там папа хранил свою коллекцию, прятал от мамы. Я любила разглядывать камни, нюхать их (папа говорил, что у каждого камня свой запах), трогать… Особенно нравилось засунуть пятерню в коробку с мелочёвкой — круглыми и овальными камешками, почти бусинами. Холодные шарики перекатывались под рукой и вкусно побрякивали. Я заворачивала их в фантики от конфет «Лимончик» и угощала картонную Лариску.