— Может, за этими скалами? — совсем уж неуверенно сказал Давид.
Я посмотрел на часы — было почти пять — и представил, что сейчас творится с не дождавшимся моего звонка Серегой. Вероятно, он уже был на бирже, да и Жора сам наверняка узнал, что мы потерялись, вот только вряд ли их беспокойство поможет нам в этой глуши. Нужно было принять один из двух имевшихся у нас вариантов: продолжать идти через горы в надежде, что юнец прав и таким образом мы выйдем к ущелью, либо вернуться на серпантин, потеряв в общей сложности пару часов. Обернувшись, я понял, что назад не просто бессмысленно идти, но и опасно, ведь подъем в гору всегда легче спуска, как бы странно это ни казалось.
— Ладно, — присев на прогретый солнцем камень, я снял ботинки, чувствуя почти наслаждение, — перекур пять минут и вперед!
Давид опустился рядом, пошуршал в пакете и вынул оттуда кусок пирога. Переломив, протянул мне половину.
— А воды у тебя там нет? — После косяка и марш-броска больше всего хотелось пить.
— Нет, — с сожалением ответил Давид, вгрызаясь в пахнущий сыром пирог.
Подумав, что хотя бы не кинза с уксусом, как у похожего на него Гедевана Александровича, я взял пирог. Неизвестно, когда мы сможем еще поесть, и даже наличие долларов, на которые можно было устроить еще с десяток (а то и больше) таких свадеб, не имело ровным счетом никакого значения. Я откусил пирог, любуясь окрестностями, свежесть пирога была весьма кстати, а окружающие нас скалы достойны описания Пришвиным не меньше, поэтому я попробую описать лишь свои чувства.
Удивительная вещь горы, что невозможно понять, видя их со стороны или того хуже на картинке. Чтобы ощутить творящиеся с тобой перемены, просто необходимо там находиться. Иное давление, иная атмосфера, даже притяжение кажется иным, лишь отдаленно напоминающее низинное, городское. Великое внизу, в горах кажется не таким уж большим и важным, но здесь появляется страстное желание сделать то, на что внизу не всегда находишь время. Мне не хватало Майи. Я очень хотел, чтобы она увидела эту красоту и «заболела» моей мечтой о домике в таком прекрасном месте. С живописью у меня всегда было так себе, но в тот момент казалось, что окажись с собой краски и кисть, я бы наверняка сумел создать что-то удивительное…
— Ден, — негромко позвал меня Давид.
— Чего? — Я продолжал любоваться пейзажами, делая вид, что изучаю местность.
— Может, лучше вернуться?
— То есть, ты не уверен, что Владик «прямо за этими скалами»? — передразнил я его.
— Я думаю…, ты прав, — он помолчал, стоя спиной к начавшему закатываться солнцу, затем махнул рукой вперед, — там, наверно, ингуши.
— И что?
— Мы же… враги!
Я повернулся к малолетнему джигиту.
— И скольких ты уже убил?
— Ни одного, — неуверенно ответил Давид.
— А че не поделили?
— Я… не знаю…. Просто с ними нельзя связываться.
— Ясно.
Со сторонами света более или менее определились, но это мало что давало — незнание географии Кавказа, напуганный малолетка, все такое.
— Что за гора? — я указывал на теряющуюся в наступающих сумерках плоскую снежную вершину.
— Кажется, Столовая. Если она, там точно ингуши. Владик правее, — подумав, он добавил, — должен быть…
Я повернулся на девяносто градусов. На юге, куда указывал Давид, высились отвесные скалы, взобраться по которым представлялось маловероятным и, скорее, невозможным. Западнее виднелся кусок зеленой ложбинки, до которой было так далеко, что при всем старании я так и не обнаружил кого или что-нибудь движущееся. В сторону заходящего солнца вела горная тропа, по ней мы сюда и пришли, и последняя сторона была той, откуда начался наш бесславный переход через местные Альпы.
— Что будем делать? — вновь подал голос Давид.
— Назад не пойдем, — я посмотрел вниз, и в груди неприятно защемило, — если это тропа, значит, она куда-то приведет.
— Может, здесь чабаны ходят? — попытался возразить сторонник отступления.
— И как тут овцы поднимаются?! — Я усмехнулся про себя — тоже мне, сын гор. — Пойдем по ней, а там видно будет. Что западнее Осетии?
— Кабарда…, вроде…
— Врагов среди них нет?
— Причем тут…
— Вот и хорошо! — Перебив его, я решительно зашагал по еле угадываемой тропе.
Справа поднимались скалы, слева был резкий спуск, где почти гарантирована смерть от множества переломов — тропа вилась, то вползая на скалу, то удаляясь от нее, проваливаясь в небольшие овраги, которые можно было преодолеть лишь на полусогнутых, пробираясь под многотонными выступами. Давид не отставал, хотя до меня то и дело доносилось ворчание уставшего джигита. Я тоже устал, но быстро подступающая темень гнала вперед — мне совсем не улыбалось ночевать в этих камнях, хоть один из голосов в моей дурной голове неотступно шептал, как прикольно будет рассказать обо всем Майе. Прикольно, кто бы спорил, но для этого нужно было как минимум выжить, что с каждой минутой казалось все более проблематичным.