Мы шли уже больше часа, но никаких селений или хотя бы строений поблизости не наблюдалось. Один раз видели старинную кладку, в которую переходила удивительно гладкая для природных образований скала, но археолог во мне уже давно уступил место Пржевальскому или даже Афанасию Никитину, так что цивилизованный мир еще не скоро узнает об этом таинственном месте…
Глава 4
Солнце уже скрылось за хребтом, хотя света пока хватало. Толку от него, правда, было немного — мы по-прежнему шли наугад, надеясь на авось и логику городского жителя. Было ясно, что скоро совсем стемнеет, и лучше бы прямо сейчас озаботиться поиском места для ночлега, но желание вырваться из плена суровой красоты гор гнало вперед, невзирая ни на какие мозоли и стоны подуставшего Давида.
Тропа закончилась внезапно. Просто уперлась в стену испещренной трещинами огромной скалы, выступ которой мы с трудом обошли минуту назад, и все. Слева поросший травами и невысокими деревцами обрыв, справа и спереди почти отвесные скалы.
— Все, — сказал я, опускаясь на расколотый валун, — приплыли! Переночуем здесь, а как рассветет, снова пойдем.
Посмотрев, как тяжело опускается Давид, я подумал, что такому неспортивному парню, наверное, в разы тяжелей — у меня за спиной хотя бы несколько лет бокса и армия, а этот — кожа да кости.
— Ты как?
Не глядя на меня, Давид кивнул:
— Нормально. Ноги только болят. Надо было кроссовки надеть.
— Да, кроссовки были б в самый раз, — согласился я, скидывая ставшие ненавистными ботинки чумового бренда, — пожрать осталось что-нибудь?
— Не, — Давид заглянул в пакет, — только чача. Отец Тамрико сам делает, а тетя Манана просила моему отцу передать. Открыть?
— Не надо, — для полноты ощущений не хватало напиться.
Становилось холодно, и чем темнее, тем сильнее остывал воздух, вынуждая подумать о костре. Растительность вокруг вряд ли можно было назвать буйной, но кое-какие кустики вполне могли сойти для небольшого костра. Вопрос заключался в другом — на сколько их хватит?
— Вставай, — произнес я, подавая пример, — нужно собрать все, что горит, иначе мы тут околеем ночью.
Давид послушно поднялся и пошел к торчащему прямо из скалы кустику. Я натянул ботинки и, подойдя к обрыву, осторожно выглянул. Его нельзя было назвать отвесным. На склоне виднелись каменистые насыпи, деревца, подсохшая трава. Заметив метрах в десяти деревце без листьев, я аккуратно сполз на неширокий выступ скальной породы и, повисев на животе, удачно спрыгнул на траву и через минуту уже обламывал сухие ветки, стараясь не думать, как взберусь обратно. Набрав целый ворох веток, сцепил их брючным ремнем и пополз вверх, цепляясь за все, что можно. С трудом поднявшись метра на три, я уже почти уцепился за выступ, когда нога соскользнула с опоры. Обдирая лицо об землю, я проехал на пузе метров десять и остановился, зацепившись за небольшой валун.
Испуга не было, но сердце билось так сильно, что я слышал его, дыша открытым ртом. Стараясь не нарушить хрупкое равновесие (валун чуть не оторвался под моей тяжестью), я посмотрел наверх, смутно угадывая в темноте фигуру склонившегося над обрывом Давида.
— Ден!
— Стой там! — крикнул я, и в ту же секунду вновь поехал вниз, радуясь, что не снял денежный пояс, спасший мой живот от глубоких порезов.
Скольжение продолжилось, а еще через секунду превратилось в полет. Признаться, никакие картинки прошлого в моем мозгу так и не пронеслись. Может, я такой толстокожий, а может потому, что лететь пришлось недолго — в следующее мгновение я шмякнулся обо что-то твердое, но, главное, горизонтальное! Сверху свалилась перетянутая ремнем охапка, завершая сцену из мультфильма про неудачливого кота. Зашипев от боли в ушибленном локте, поднялся на ноги и в нескольких шагах увидел что-то похожее на грот. Падение было чувствительным, но кости остались целы и, перенеся охи и ахи на потом, я сделал несколько шагов к темнеющему пятну, доставая из кармана зажигалку.
Из грота тянуло чем-то неведомым, пробуждая утраченные за многие поколения инстинкты. Прижавшись к стене, я медленно продвигался вперед, попутно пытаясь добыть огонь, но зажигалка никак не желала загораться, причиной чему был ветер, дувший здесь, как показалось, сильней, чем наверху, где от страха умирал Давид. По-крайней мере, мне хотелось, чтобы ему было страшно. Я вошел в грот, пытаясь разглядеть что-нибудь, но тьма надежно укрывала и размеры, и все остальное. Прикрыв зажигалку ладонями, я вновь чиркнул колесиком и, о чудо — она загорелась, едва освещая огромную пещеру, справа и по центру которой виднелись темные провалы, за которыми мог скрываться кто угодно. От бандитов-одиночек до какого-нибудь горного медведя или там рыси.