Под пристальными взглядами служителей уголовного розыска, я прошелся взад — вперед. Остановившись, негромко объяснил заново:
— Я работаю на рынке с девяносто второго года, когда и ваучерами не занимались. Был перерыв, после которого вернулся. Но кто пострадал? Кого я сдал, предал? Написал новый роман, денег издаться нет. Пропился, ограбили… За государственный счет, как прежде, не выпускают. Теперь не пью, — я нажал голосом на фразу. — Подработал денег продажей книг и пришел сюда. Может, удастся напечатать за свой счет.
Белобрысый и зам не отрывались от моего лица, прислушивались к интонации голоса. Я понимал, о чем они думают. Вот возьмут сотки и отпустят с миром, мол, иди, писатель, работай на благо нашего народа. Через время войдут сотрудники конкретных служб с бойцами СОБРа, предъявят такую же бумажку с номерами и сериями соток. И поменяются они местами с теми, кого сами загоняли во вшивые камеры.
— Мы сделаем просто, — нашелся Узбек. Порвав записку на клочки, бросил в корзину. — Как ты на это посмотришь?
— Сразу бы порвали и дело с концом, — ухмыльнулся я. От валидола полегчало.
— Все равно не то, — не мог найти ответ начальник. — Если существует дубликат?
Я стоял и злился на себя, ощущая, что независимый характер весь на лице. Хотелось спросить, разве есть указ, запрещающий заниматься валютными операциями, скупать у населения ценности? Если есть, почему не работает? Почему потакаете этому, вместо жесткого следования букве закона? Самим выгодно не проводить в народ? Тогда какие претензии? Я мелкая пешка в обезглавленной в семнадцатом году стране с населением, плывущим мусором по великой русской реке, ворующим у кого что. У государства что плохо лежит, у Запада атомную бомбу, у других высокие технологии. И продолжающем пахать дедовским способом — плугами. А мне надо не дворец построить, показать свой труд. Глядишь, один — парочка задумается над жалким житьем — бытием.
— Хорошо, — разжал губы главный оперативник. — Мы подумаем, что с тобой делать. Возьми стул и займи вон тот угол.
Положив доллары с заначкой за тетрадь, кивнул головой. Заместитель открыл дверь первому посетителю. Завертелись, закружились случаи, вплотную цепляющие человеческие судьбы. Казалось, конца этому не будет. За окном свечерело. Начальник отпустил последнего бедолагу, у которого вытащили вырученные за продажу машины лука деньги. Обернулся ко мне:
— Вот такие дела, — устало усмехнулся он. — Чем ему поможешь? Сунул бабки в хозяйственную сумку и ходил по базару. А его давно вычислили. Если бы обратился сразу, успели бы перекрыть рынок. Приперся, когда ворота запели вечернюю песню.
— Проблема, — вяло пожал я плечами.
— У тебя тоже, — заставил подобраться оперативник. — Ладно, завтра подойдешь, к кому знаешь. Скажешь, что намерен работать.
— К кому подходить?
— Дурачком не прикидывайся. Два месяца на вольных пастбищах, — сунув руку за тетради, он выдвинул заначку с золотом и доллары. — Баксы возьми. Золото положу в сейф. До выяснения.
— Вдруг оно в розыске, — ухмыльнулся зам. — Ограбили магазин или квартиру. Или сорвали цепочку с кулончиком, перстенек.
— Я брал у порядочных людей.
— Об этом расскажешь не нам и не в этом месте, — оборвал Узбек. — Лапши накидал достаточно.
— Я рассказывал как есть.
— Забирай доллары, — припечатал точку начальник. — Свободен.
Я не стал дожидаться третьего приглашения. Под напряженным взглядом заместителя сунул сотки в карман, вышел за дверь. Понятно, теперь начнут учитывать любое движение. Впрочем, знал, куда шел.
В конце коридора маячила кучка милиционеров. На лицах откровенные ухмылки. Подумав, что радуются любой оплошности из — за отказа от их услуг, хотел проскочить мимо. Но переминающийся рядом с бывшим моряком Черноморского флота Толиком, Доня ехидно спросил:
— Как дела?
— Нормально, — притормозил я. — А что?
— Надолго отпустили?
— Совсем.
Заметил, что Толик улыбается сочувственно. А Доня был истинным представителем коренного населения Приазовья. Длиннолицый, смуглый, черноглазый. Когда я решил вернуться на рынок, обстановка заставляла желать лучшего. Отморозки, уголовщина, молодые агрессивные бомжи. Подошли «пешие», те менты, которые барражировали по периметру рынка тройками. Предложили свои услуги. Но я успел познакомиться с торговавшими овощами и фруктами двумя десантниками из ВДВ. Один — Олег — прошел Афган. Второй, под два метра толстяк с периферии, вроде, косил под десантуру. Наладив контакт, объявил участок работы зоной десанта. С кавказцами не разговаривал, вызывая неудовольствие у пеших, собиравших с черных мзду. Но я уже мог обходиться без их защиты. Самый старательный, Доня заявил без обиняков, что если меня будут убивать на месте, никто из базарных близко не подойдет. Я ухмыльнулся. Можно было подумать, если бы отстегивал, они бы глаз не сводили. Да и своих денег было мало, всего на пару — тройку соток баксов.