— Под подписку? — Не поверил Доня.
— Плохого сделать не успел, — я снова заметил сочувствующий взгляд Толика. — Что, собственно, случилось?
Толик принялся рассматривать с облупившейся краской стену. Доня выпятил подбородок вперед:
— За дураков держишь? А фальшивая сотка? Или ты один за фальшак не отвечаешь?
— У меня все нормально.
Проглотив клубок слюны, я спокойно посмотрел на ментов, направился к выходу из отделения милиции. Краем уха поймал недоуменный возглас. Завернув за угол, почти бегом поспешил в сторону соборной площади, на остановку общественного транспорта. Уже добежал до главных ворот, когда трезвая мысль заставила остановиться. Захотелось проверить купюры сейчас. Если одна из соток фальшивая, проглядывалась подстава стопроцентная. Скорее всего, начальника и его зама сбила с толку бумажка с записанными на ней номерами и сериями баксов. Они или забыли, или решили не заводить разговор о фальшаке. Я радовался тому, что Доня проболтался. Шмыгнул в еще открытые ворота. Торчали за прилавками отдельные лица корейской, кавказской, общерусской национальностей, казалось, не уходившие с базара никогда. Издали заметил фигуру вечно поддатого Виталика, прозванного за цвет лица Красномырдиным. Грабили старого приятеля не раз. В последний уделали так, что ему пришлось продавать просторную квартиру и переселяться на меньшую площадь. Его пригрел высокий, под метр восемьдесят пять, толстый Петя Попа, коему по неизвестным причинам на рынке работать не разрешали. Вечером он приезжал, забирал данные на прокрутку рубли, оставляя процент. На рынке трудился еще один похожий. Менты прозвали его Вонючкой. Но тот крутился на овощах и на фруктах.
— Дело есть, — подскочив к Виталику, выдохнул я.
— На миллион баксов? — хмыкнул Красномырдин. — Если и подгонишь клиента, то с тысячью максимум.
Я бросил взгляд вдоль сплошной стены из лавчонок. Где-то в середине маячила фигура Гены, рядом торчал Татарин. Но к ним подваливать не имело смысла.
— Только из ментовки, — признался я. — Кажется, подставили капитально.
— Давно должны были придавить, — сплюнул Красномырдин. — Столько времени обходился без пастуха.
— Фальшивую сотку приправили.
— Это серьезно. Составили акт?
— Бумажка помешала… Короче, сотка со мной. Посмотришь?
— Ну… давай.
Мы завертели головами по сторонам. Кроме редких торгашей возле машин с картошкой, да нескольких кавказцев, тащивших визжавших от страха и радости русских девчат за ряды прилавков, никого больше не было. Я вытащил обе сотки, снова просветил в лучах не упавшего за дома солнца. Все было нормально, одна как бы поновей и пожестче. Виталик протянул их между чувствительными подушечками пальцев, едва касаясь самих купюр. Вздохнув, первую отдал мне. Вторую для проверки возникших подозрений вскинул над головой. Ею оказалась та, что поновей.
— На водяной знак американцы не обращают внимания, — попытался возразить я. — Скачет как заяц, то в одном углу, то в другом. Размытый до неприличия, или с мордочкой в кулачок.
— Хоть в наш кукиш, лишь бы породистый, — завелся Красномырдин. — Когда ты видел, чтобы американцы не выставляли себя на показ? У них на этом построено все.
— Буквы не прощупываются, бумага, водяной…, — хватался я за соломинку. — Какие доказательства еще?
— Мало? — ошалел Виталик. — Ты как та баба. Ее уже трахают, она о цене договаривается. Переверни сотку. Нет зеленых вкраплений по белому полю на краях купюры. Американцы небрежные, краской заляпано все. Здесь как из-под ксерокса. Короче, статья за фальшивомонетничество тянет на пятнадцать лет, по моему. Со скидкой на писательских тараканов в голове — лет на десять. А вторая группа у тебя, или первая — им без разницы. На Богатяновской, говорят, вообще обрубки торчат. С первой и со второй чеченской.
Я стоял как вкопанный, не в силах засунуть фальшивку в карман. Примерно такая история приключилась с Хохлом. Года полтора назад Боря банковал в центре людного прохода рынка. Быстро выдвинулся на передовые позиции, перестав замечать не только коллег по работе, но и ментов — непосредственных хозяев. Его предупредили. Не понял. Гайки начали закручивать. Снова осечка. В один из дней с ментами подошли двое, похожие на сотрудников уголовного розыска из областного управления. Один указал на Борю, пояснил, что тот продал фальшивую сотню долларов. Хохла закрыли в камере предварительного заключения в тюрьме на Богатяновке. В «Вечернем Ростове» вышло сообщение о том, что задержан крупный валютчик. Изъяты Звезды Героев Советского Союза, Социалистического Труда, ордена Ленина, другие редкие награды, цены на которые исчислялись не тысячами долларов. Около сотни царских золотых червонцев, пятерок. Полгода среди валютчиков одних разговоров было, что дело потянет не на пять лет со скидками на «позолоченную ручку». Прогнозы оказались пустыми. Похудевший, заморенный, Хохол вскоре объявился. Попытался влезть на рынок. Но, поезд ушел.