Она была так хороша собой, что просто завораживала, притягивала, не позволяя оторвать от себя взгляд. Ее белокурые, чуть длиннее плеч, вьющиеся кудряшками волосы в настоящее время скрывались под элегантно сидящей на ее прекрасной головке джинсовой шляпке. Весь ее остальной костюм полностью соответствовал Американскому стилю, и был абсолютно джинсовый — от длинных облегающих ноги брюк и до разукрашенной куртки. На ногах ее были обуты настоящие ковбойские сапоги — без молнии, из натуральной разноцветной кожи, доходившие ей почти до верхней части восхитительной голени.
Вся эта девушка возраст, которой едва ли доходил до двадцати двух лет, всем своим видом воплощала красоту и природную женственность. Уже одно то обстоятельство, что она являлась блондинкой, делало ее просто неотразимой. Кроме того, совершенно идеальные формы лица — не круглые, и не овальные — подчеркивали его безупречность. Легкая косметика и, конечно же, накладные ресницы делали вид этой женщины просто божественным. Слегка вздернутый кверху «капризный» носик, алые безупречные чуть пухлые губки и в меру выпуклые вперед груди — все это вместе взятое придавало ей столько шарма и привлекательности, что не удивительно почему наш прославленный авантюрист был просто шокирован ее красивейшим видом, был легко сломлен и полностью очарован. Когда же она предложила ему провернуть небольшое нехитрое дельце, а как нетрудно догадаться, мысль ограбить Боссов российской мафии, «квартирующейся» в Америке, пришла в голову именно ей, то совсем потерявший голову от ее красоты бедолага безропотно согласился, практически, не вникая в подробности, и полностью, с головой, окунаясь в ее грандиозные планы.
Поэтому, когда самолет пошел на посадку, и наш герой увидел в иллюминатор знакомую великолепно-сложенную фигуру, то он сразу же все моментально сообразил — тем и славился — и принял решение действовать точно так же, как было запланировано обоими в Шереметьево, с маленьким изменением, но только во Внуково.
Кстати надо отдать должное нашей красотке, во вновь-назначенном аэропорту было работать гораздо проще, намного меньше вертелось «копов», что значительно облегчало основную часть их авантюрной задачи. Не вдаваясь в подробности, Мишин начал проводить свою часть операции.
Как только летальный аппарат совершил посадку, он двинулся к выходу вместе с теми-самыми пассажирами, в чью компетенцию явно входило охрана, находившегося при них чемодана. Он специально замешкался у входа, чтобы спокойно там их дождаться. По какой-то невероятной случайности, но в руках у Майкла находился такой же в точности чемоданчик, как и у одного из сопровождающих — один в один — даже цвет у обоих был особый — стальной, серебристый. Как нетрудно догадаться, Мишина интересовал именно этот предмет ручной клади.
Поравнявшись с охранниками, взявшими на себя труд и ответственность доставить в целости и невредимости деньги мафии до российского конечного пункта, Майкл обратил внимание и убедился, что члены службы безопасности несут точно такой же кейс, предназначенный для переноски предметов, какой был и у него-самого. Опытный аферист, словно невзначай, внезапно споткнулся, и его чемодан, содержащий всевозможное мужское тряпье и предметы первой бытовой надобности, такие, к примеру, как бритва, раскрылся, предоставив всеобщему обозрению вещи личной гигиены, а также белье, рассеянного пассажира. Сделав такой вид, какой обычно бывает у Пьера Ришара в его фильмах, он принялся размахивать руками, пытаясь схватить на лету, разлетающиеся по округе объекты. Кто-то из охранников и других недавних попутчиков даже улыбнулся и, в силу принятой традиции, принялся помогать собрать обратно рассыпавшиеся у всех на ходу личные вещи.
Мишин благодарил, как только мог. Клялся в вечной дружбе и даже любви, убеждая, что если кому вдруг приспичит приехать в Нью-Йорк, то он без стеснения может остановиться прямиком у него. В конечном итоге, менее чем за три с небольшим минуты чемоданчик Мэдсона был упакован. Как только это случилось, аферист, поднимая свою нетяжелую ношу, вдруг, внезапно почувствовал сильнейшее головокружение и его мотнуло прямо на сотрудника, удерживающего денежный кейс. От неожиданного для него столкновения, тот несколько растерялся и, даже, под воздействием особого приема, ослабил хватку на ручку. Однако, не чувствуя ничего другого, охранник подумал, что это ему лишь показалось. Авантюрист же, задержавшись лишь на секунду, тут же отпрянул и стал непринужденно спускаться с трапа. Во все время этого небольшого спектакля, а это, как нетрудно догадаться, было именно представление, более всех напряженно чувствовал себя только сотрудник, к руке которого и был пристегнут аналогичный Мишину чемоданчик. Но все вроде бы обошлось. Никто, из имевших честь участвовать в этом неожиданном переполохе, к нему даже не приближался, и если не брать во внимание то единственное секундное прикосновение, не совсем адекватного неловкого пассажира, волноваться в принципе было не о чем, тем более, что дипломат продолжал оставаться в его руках, пристегнутый прочно наручником.