Лишь одно смущало Петра, сообщает нам автор «Повести…» – «не ведал он ничего об Агриковом мече. Было у Петра в обычае ходить в одиночестве по церквам. А за городом стояла в женском монастыре церковь Воздвижения честного и животворящего креста. Пришел он в нее один помолиться. И вот явился ему отрок, говоря: “Княже! Хочешь, я покажу тебе Агриков меч?” Он же, стремясь исполнить задуманное, ответил: “Да увижу, где он!” Отрок же сказал: “Иди вслед за мной”. И показал князю в алтарной стене меж плитами щель, а в ней лежит меч. Тогда благоверный князь Петр взял тот меч, пошел к брату и поведал ему о всем. И с того дня стал искать подходящего случая, чтобы убить змея».
По прочтении этого куска снова вспоминается слово преподобного Серафима Саровского, который говорил, что между погибающим грешником и спасающимся праведником только одна разница: решимость. Грешник, рассуждал Антоний Сурожский, часто «с эмоцией воспринимает и красоту, и добро, и истину, но он воспламенится на одно мгновение – и потухает, ибо то, что до него дошло, коснулось только его эмоций. Он понял, о чем речь идет, но это не подвигло его волю на то, чтобы стать против себя самого, решиться бороться и побеждать ради истины, ради красоты, ради собственного достоинства и, в конечном итоге, ради Бога, – побеждать все то, что недостойно ни Бога, ни его самого, ни человечества, ни отношения тех, кто его окружает любовью».
«Каждый день Петр ходил к брату своему и к снохе своей, чтобы отдать поклон им. Раз случилось ему прийти в покои к брату своему, и сразу же от него пошел он к снохе своей, в другие покои, и увидел, что брат его у нее сидит. И, пойдя от нее назад, встретил он одного из слуг брата своего и сказал ему: “Вышел я от брата моего к снохе моей, а брат мой остался в своих покоях, и я, нигде не задерживаясь, быстро пришел в покои к снохе моей и не понимаю и удивляюсь, каким образом брат мой очутился раньше меня в покоях снохи моей?” Тот же человек сказал ему: “Господин, никуда после твоего ухода не выходил твой брат из покоев своих!” Тогда Петр уразумел, что это козни лукавого змея. И пришел он к брату и сказал ему: “Когда это ты сюда пришел? Ведь я, когда от тебя из этих покоев ушел и, нигде не задерживаясь, пришел в покои к жене твоей, то увидел тебя сидящим с нею и сильно удивился, как ты пришел раньше меня. И вот снова сюда пришел, нигде не задерживаясь, ты же, не понимаю как, меня опередил и раньше меня здесь оказался?” Павел же ответил: “Никуда я, брат, из покоев этих, после того как ты ушел, не выходил и у жены своей не был”. Тогда князь Петр сказал: “Это, брат, козни лукавого змея – тобою мне является, чтобы я не решился убить его, думая, что это ты – мой брат. Сейчас, брат, отсюда никуда не выходи, я же пойду туда биться со змеем, надеюсь, что с Божьей помощью будет убит лукавый этот змей”».
Сочувствовал ли Петр брату, жалел ли он его и княгиню? – Безусловно. И мы сочувствуем и жалеем тех, кто нам близок, кто нам дорог. Но, как правило, дальше сожаления дело не идет – даже тогда, когда нам предоставляется случай действенно помочь чужому горю. Петр же случая такого не просто не упустил – он его искал. Искал каждый день, приходя к брату «отдать поклон» – и при этом имея с собой оружие, способное победить диавола. Именно так и проявляется любовь. Никакое сожаление, никакое хорошее отношение, никакое словесное соучастие не может называться любовью, если оно не подкреплено действием. Это еще один урок жития, и урок довольно жесткий, показывающий всем нам, что то, что мы принимаем обычно за любовь, ею не является. Ведь под любовью люди подразумевают самые разные вещи. «Мы это слово, – сетовал митрополит Антоний, – употребляем в очень различных обстоятельствах. Мы говорим, что любим Бога, что любим родителей, что любим жену, мужа, детей; но мы также говорим, что любим самые незначительные вещи. Мы это святое, изумительное слово принижаем, говоря: я люблю мороженое, я люблю прогулки, я люблю футбол, я люблю театр… И этим мы снижаем качество самого слова и сами оказываемся пленниками этой запутанности. Мы все думаем, будто знаем, что такое любовь, и умеем любить. На самом деле очень часто мы умеем только лакомиться человеческими отношениями. Мы думаем, что любим человека, потому что у нас к нему ласковое чувство, потому что нам с ним хорошо; но любовь – нечто гораздо большее, более требовательное и, порой, трагичное». Трагичное – когда ради любви к кому-то надо забыть не то что о собственной выгоде, но и порой о собственной жизни. «В любви есть три стороны, – продолжает Антоний Сурожский. – Во-первых, человек любящий дает, хочет давать. Но для того, чтобы давать, для того, чтобы давать совершенно, давать, не делая получающему больно, нужно уметь давать. Как часто бывает, что мы даем не по любви, настоящей, самоотверженной, щедрой любви, а потому, что, когда мы даем, в нас нарастает чувство своей значительности, своего величия. Нам кажется, что давать – это один из способов утвердить себя, показать себе самому и другим свою значительность. Но получать от человека на этих условиях – очень больно. Любовь только тогда может давать, когда она забывает о себе; когда человек дает, как один из немецких писателей сказал, как птица поет, от избытка своего: не потому, что требуется, вынуждается у него дар, а потому, что давать – это песнь души, это радость, в которой можно себя забыть для радости другого человека». Такая любовь, которая умеет давать, гораздо более редка, чем мы воображаем. Князь Петр был готов отдать свою жизнь за брата и его жену. И это кажется вполне естественным – для настоящего князя, настоящего мужчины, настоящего святого, в конце концов. Петр любил своего брата, но ведь и Павел любил Петра. И он тоже понимал, чем может обернуться это противостояние человека и диавола. Тем не менее, князь не только не остановил брата, но и не пошел вместе с ним… Снова трусость? Вряд ли. Снова – любовь, которая позволила любви другого действовать. Ведь отдавать в любви мало. В любви надо уметь получать; но получать, утверждает Антоний Сурожский, «порой гораздо труднее, чем давать. Мы все знаем, как мучительно бывает получить что-нибудь, испытать благодеяние от человека, которого мы или не любим, или не уважаем; это унизительно, оскорбительно. Мы это видим в детях: когда кто-нибудь, ими не любимый, кто-нибудь, в чью любовь они не верят, дает им подарок, им хочется растоптать подарок, потому что он оскорбляет самую глубину их души. И вот для того, чтобы уметь давать и уметь получать, нужно, чтобы любовь дающего была самозабвенной, а получающий любил дающего и верил безусловно в его любовь. Западный подвижник Венсан де Поль, посылая одну из своих монахинь помогать бедным, сказал: “Помни – тебе нужна будет вся любовь, на которую способно твое сердце, для того, чтобы люди могли тебе простить твои благодеяния…” Если бы мы чаще это помнили, мы меньше удивлялись бы, что окружающие без радости, иногда со сжимающимся сердцем обращаются к нам за помощью и ее от нас получают».