И почувствовала я, что в разрешении этого вопроса заключено нечто чрезвычайно важное для души Иллариона и от правильности его толкования – не по своему человеческому ограниченному пониманию, а по внушению свыше, зависит, быть может, даже крупный поворот этой озлобленной и грешной души от тьмы к свету, от диавола к Богу. Так же мгновенно, как в голове у меня мелькнула эта мысль, сердце мое с молитвой о вразумлении обратилось к Богу…
– Я думаю, Илларион, – ответила ему я, – что сон этот дарован вам свыше, чтобы показать вам, что, как бы вы ни были грешны перед Богом и людьми, но и для вас есть милосердие Божие, при условии, однако, уже начавшегося вашего к Нему покаянного обращения вы ведь не сняли с себя данного вам креста. На ногах ваших, даже во время вашей болезни, лежали железа оков, причиняя вам тяжкое страдание, и вот ноги ваши, как очищенные страданием, и показаны вам были белыми. Не назначена ли вам свыше смертная казнь и ее муки в конечное очищение, как крест благоразумному разбойнику, чтобы и вам с ним вместе быть в раю? Скажите только, тоже с ним вместе, то, что и он, – сперва: «Я осужден справедливо, потому что достойное по делам моим приемлю», а потом: «Помяни меня, Господи, во Царствии Твоем!»
Говорю я ему это, а сама едва удерживаю рыдание к горлу подступившего неизъяснимого сердечного умиления, почти восторга. Взглянула на Иллариона, а у него по бледным щекам тихо скатываются две слезинки, как две крупные жемчужины… Он склонил голову и на мгновение молча задумался.
– Вы правы, – промолвил он. – Мне надо пострадать, надо искупить все зло, что я наделал. Спасибо вам: вы великое для меня дело сделали – вы новый мир для меня открыли. Жить мне теперь не для чего на земле, а что осталось в моем распоряжении от жизни, то надо отдать на крест последнего, предсмертного страдания. Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».
Сергей Нилус. На берегу Божьей рекиСкорби переносить надо с радостью
Сколько бы оскорблений и обид не причинили ей родители, Матреша любила их и молилась о них беспрестанно. И тем самым исполнила не только заповедь о почитании родителей, но и заповедь Христову благословлять ненавидящих и обидящих. Большинство людей желают обидчикам лишь наказания – Матрена же была готова претерпеть любые тяготы, лишь бы родители ее покаялись и спаслись. Так ли это было, житие святой умалчивает, но бесспорно одно – отец и мать святой Матроны не оставлены ее молитвами и сейчас.
После смерти родителей много скорбей пришлось претерпеть Матреше от брата и сестры, смотревших на нее исключительно как на средство дохода. Сестра впоследствии отсудила у Матроны домик, построенный почитателями блаженной. От сестры Матреша перешла на жительство к племяннику Матвею Сергеевичу, человеку доброму и религиозному. Но здесь огорчения ждали Матрешу с другой стороны. У Матвея Сергеевича подросли дети, односельчане стали смеяться над ними, дразнить их. Эти насмешки тяжело переживались молодыми людьми. Но особенно тяжело это было для самой Матреши. Она мучилась и глубоко скорбела, что за нее эти ни в чем не повинные люди должны были переносить иногда очень тяжелые для них насмешки и оскорбления. Особенно насмешки эти усилились в революционные годы в связи с антирелигиозным движением. Матреша обычно лежала в небольшой отдельной комнатке крестьянской избы, в маленькой детской кроватке, которая всегда завешивалась пологом. Летом, когда в избе становилось душно, ее обычно выносили в сени, и там лежала она до зимы. Сама она никогда не просила, чтобы ее перенесли в избу, и терпеливо переносила осеннюю стужу и холод. Родные же, за исключением племянника, не обращали на нее внимания и переносили ее в избу только тогда, когда уже видели, что в сенях лежать более было невозможно.
– Однажды, – вспоминает Матреша, – в октябре месяце я лежала в сенях, ночью был сильный дождик. Вода через крышу полилась на меня, и я промокла до нитки. К утру случился мороз, я страшно озябла, и одежда вся на мне оледенела. Утром сестра увидела это, сжалилась и перенесла меня в избу, за что я ей благодарна.
Часто в осенние холода приходящие удивлялись ее терпению и спрашивали:
– Матреша, да тебе холодно?
– Да нет, тепло, – обычно отвечала она в таких случаях, – посмотри, вот какая я горячая.
При этом она давала свою руку, и рука была действительно горячая.
Вдумайтесь, сколько любви было в этой несчастной, прикованной к постели больной девочке, если она могла испытывать благодарность за то, что сестра способна хоть на малейшую жалость! Еще больше была благодарна Матрона Богу за то, что Он дает ей силы со смирением и радостью переносить все страдания.