— Что вы говорите? — полыценно ухмыльнулся Вольрих. — И вы полагаете, что Хорстман не ошибся в подсчетах?
— Ни в коем случае. Здесь есть детальные данные о том, с кем, где и когда. А также адреса, даты и даже точное время. Но к этим семи именам нужно прибавить еще двоих — замужних женщин. Желаете знать подробности?
— Замолчите! — сорвался Вольрих. Куда девалась его былая самоуверенность! — Ах он шпик поганый, свинья проклятая!
— Для такого человека, как Хорстман, эти детали личной жизни были лишь побочными результатами, — сказал Лотар. — Я только хотел бы заметить, что в списке ваших похождений фигурирует и имя фрау Тириш, причем троекратно.
— Хватит! — крикнул Вольрих. — Дайте сюда эту мерзость!
— Терпение, самые лакомые куски еще впереди, — успокаивал его Лотар. — Тут есть, например, и я привожу лишь один из пяти одинаковых и равноценных случаев, имя некоего Штаммбергера, владельца бумажной фабрики в Вайльхайме. Его фирма входит в концерн Борнекампа. Тут подробности договора от третьего июля, подписанного в Мюнхене на сумму 420 000 марок. Но вам выплачено 460 000 марок…
— Довольно, — прохрипел, бледнея, Вольрих. — Этого достаточно.
— Ну а мне тем более, только я хотел предложить и другие случаи, примерно на те же суммы.
— Дайте сюда! — снова взревел Вольрих.
— Как вам будет угодно, — Лотар швырнул на стол бумаги, которые Вольрих тут же подгреб к себе. — Между прочим, там только копии. Если желаете, чтобы я ознакомил с ними заодно Тириша и Шмельца, я предложу им другой экземпляр.
— Убирайтесь ко всем чертям, мерзавец!
— С удовольствием! Но прошу вас при случае — а лучше всего прямо сегодня — как следует подумать и отменить увольнение фройляйн Бауэр. У вас на это, скажем, полчаса.
И это пока все.
Доктор Шлоссер, предварительно предупредив через секретаря, нанес визит Маргот Циммерман. Она, хотя и поспала всего несколько часов, встретила его свежей и привлекательной. Очарованный Шлоссер долго глядел на нее, прежде чем поцеловать руку.
Разговор же он начал довольно нервно:
— Я надеялся застать Мартина… был уверен, что в такой тревожный день он будет с тобой…
— Прости, о чем это ты?
— Ты еще ничего не знаешь? — удивился Шлоссер. — Муж ничего тебе не сказал?
— Да ради Бога, о чем?
— Маргот, поверь, если доктор Шмельц поручил мне защищать его сына Амадея, я, разумеется, позабочусь и о Манфреде. Но мне нужны полномочия. От твоего мужа или от тебя.
— Но я ничего не понимаю, — в отчаянии воскликнула Маргот. — Что натворил Манфред?
— Пока трудно сказать. Факт, что вместе с Амадеем Шмельцем он очутился в неприятной ситуации. Они причастны к драке, имевшей трагические последствия… Нужно их выручать!
— Но, Господи, что же делать?
— Ничего, Маргот. Я все сделаю сам. Но мне нужны все полномочия.
И Маргот подписала заполненный бланк, не подозревая, какие проблемы создает этим своему мужу.
В понедельник, в половине одиннадцатого утра инспектор Кребс появился в кабинете Циммермана.
— Келлер уже сообщил мне, что произошло. Я тут же навестил Хелен Фоглер и попытался объяснить ей, насколько бы нам помогло, решись она наконец нарушить молчание о напавшем на нее человеке. Но она вновь отказалась. Правда, в ее поведении было что-то новое. Прямо чувствовалось, что она жутко чего-то боится. Но чего?
— Может быть, это чисто женская истерия? — размышлял Циммерман. — Или отзвуки пережитого нервного шока?
— Не думаю, — возразил Кребс. — Она боится чего-то совершенно конкретного.
— Не волнуйся, я добился, чтобы о ней позаботилась коллега Браш.
— То есть установил за ней контроль. Мне не сказав ни слова.
— Сделал я это только что, и думаю, что следить за Фоглер нужно хотя бы для того, чтобы обеспечить ее безопасность.
— Я и сам собирался попросить тебя об этом.
Решение комиссара Циммермана было абсолютно правильным. Но, как вскоре выяснилось, недостаточным. Он не подумал, что охрану нужно распространить не только на Хелен Фоглер, но и на ее дочь Сабину.
Позже в кулуарах полицай-президиума задавали вопрос, не забыл ли Циммерман об охране дочери Хелен намеренно, не было ли это одним из его испытанных трюков. От таких стреляных волков, как Циммерман и Келлер, всякого можно было ожидать.
Карл Гольднер рассказывал впоследствии:
— Знаете, пословица о Божьей мельнице, что мелет медленно, но неумолимо, не выходила у меня из головы.
Правда, когда я вырос, то решил, что и Бог, и его мельница остались в прошлом. Но не подумал о полиции.