Теперь нам нужно с обоими задержанными провести предварительное слушание. Существует опасность, что это не уложится в установленные законом двадцать четыре часа. Особенно поскольку оба, несмотря на неоднократные требования, не сообщили имена своих адвокатов».
Ознакомившись с докладом, доктор Гляйхер спросил:
— А что выяснила полиция?
— Достаточно, чтобы подтвердить и даже дополнить имеющиеся доказательства. Факты говорят о том, что Вардайнер не меньше пяти раз встречался в квартире Карла Гольднера с несовершеннолетней Ингеборг Файнер, которая является его подчиненной, — ответил доктор Штайнер.
— А что насчет родителей этой девицы?
— Они готовы подать в суд. Заявление у нас уже есть.
— Прекрасно, коллега! — обрадовался доктор Гляйхер. — Теперь осталось только заставить эту Файнер дать показания в том же духе — и дело сделано!
Капитана Крамер-Марайна вызвали по радио на место аварии с пятью трупами. Когда, разобравшись в этой трагедии, он вернулся в гараж Шмельца, его встретил хмурый Вайнгартнер.
— Чертовски крепкий орешек, капитан. Гараж и мастерская стерильны, как операционная. Этот тип промыл все щелочью и даже кислотой. Чистота — его слабость, как он утверждает.
— Насколько я знаю, вы тут работаете всего два часа, — сказал капитан.
— И за это время мы не нашли абсолютно ничего!
— Ищите дальше! — распорядился капитан. — И даже если это займет весь день, найдите то, что нужно!
Тут Крамер-Марайн заметил Ханса Хесслера, стоявшего у гаража, словно готового по первому призыву прийти на помощь. Неподалеку от него незаметно держался Ляйтнер.
— Мы с вами знакомы? — Хесслер кивнул:
— Тогда еще вы были лейтенантом.
— Теперь припоминаю. — Капитан чуть отступил, словно желая лучше разглядеть Хесслера. — Дорожное происшествие с одним погибшим, вашу вину доказать не удалось. Вы тогда якобы сбили какого-то зверя и вышли сухим из воды. Как вы считаете, на этот раз история повторится?
— Значит, вы о Хансе Хесслере не знаете ничего, кроме того что он отличный шофер. И для вас он просто работник, как любой другой. — Так Циммерман завершил серию вопросов, на которые вынужден был отвечать Шмельц. — Или я должен понимать это так, что вы о нем и знать ничего не хотите, что вас не интересует, что он за человек и чем занимается?
Шмельц, лежавший в постели в спальне баронессы, обиженно покосился на Циммермана.
— Неужели вы не понимаете, что я болен, что моя жизнь — настоящий крестный путь?
— Не понимаю и верить этому не хочу, — резко оборвал его комиссар.
Шмельц, которого неутомимый Циммерман допрашивал уже почти час, успел выпить две бутылки минеральной воды, подкрепив ее почти полбутылкой виски. Глаза у него налились кровью.
— Вы делаете вид, что за рулем машины и за дверью спальни вам прислуживает любезный, преданный и честный Хесслер. И не желаете допустить, что человек этот способен на любую мерзость.
— Но, комиссар, поймите, я же человек, который любит жизнь, природу и людей и доверяет всем вокруг, — защищался Шмельц. — И чем мне платят за добро? Тем, что никто меня не понимает и никто не любит!
— Все эти ваши излияния в точности соответствуют ситуации, в которой вы оказались, — заметил Циммерман. — Как сказано в Библии, вы умываете руки и теперь невинны, как агнец, ведь вы всегда хотели как лучше. А то, что у других руки в грязи и крови, вас не касается! Ваши-то — чисты!
— О чем вы говорите?
— Да вы прекрасно знаете. Все это время мы ведем речь только об одном человеке. О вашем Хансе Хесслере.
К прокурору Штайнеру доставили Ингеборг Файнер. Опытный юрист был несколько удивлен, когда перед ним предстала нежная, очень красивая девушка, словно сошедшая с одной из картин Мюнхенской галереи.
Отечески улыбаясь, Штайнер предложил ей сесть. Потом попытался убедить, что способен понять человеческие слабости и что с ним можно говорить совершенно откровенно. Хотя она, конечно, понимает, что вся эта печальная ситуация…
— А что в ней печального? — с виду наивно спросила Ингеборг.
— Ну, необычна уже даже разница в возрасте, фройляйн Файнер…
Но фройляйн Файнер продолжала тем же тоном:
— Послушайте, ну кто сейчас судит так старомодно? Он нравился мне, а я ему. Этого ведь достаточно?
— Милая фройляйн Файнер, — поучающим тоном начал прокурор, — ввиду своей молодости вы не можете как следует осознать, что существуют определенные требования морали и права, за соблюдением которых мы следим.