Мои откровения неизбежно вызовут смятение в определенных кругах, учитывая мое признание, что два из описанных мною дел Холмса были чистейшей воды вымыслом. Все, кто внимательно следил за моими литературными упражнениями, уже заметили очевидные огрехи, а также то, что все даты и имена вымышлены, и доказали, ко всеобщему удовольствию, что человек, написавший подобное, либо круглый дурак, либо, в лучшем случае, рассеянный неумеха. Немногие более опытные специалисты высказали предположение, что мои кажущиеся ошибки — на самом деле результат сознательного искажения или умолчания, сделанные с единственной целью — скрыть, замаскировать некоторые факты по соображениям совершенно очевидным или, напротив, известным мне одному. Я вовсе не собираюсь восстанавливать истинную картину событий — это потребовало бы слишком много времени. Прошу довольствоваться моими извинениями и тем объяснением, что о многих делах я писал в спешке. Зачастую для того, чтобы соблюсти приличия или сохранить тайну, мне приходилось выбирать самый простой выход из затруднительного положения. Задним числом я признаю, что такой выход оказывался более неуклюжим, чем сама правда, которую я бы мог рассказать, будь я достаточно смел или, в некоторых случаях, не столь щепетилен.
Однако те же самые исследователи, упомянутые выше, ни разу не усомнились в подлинности двух рассказов, которые я построил на одном материале и поставил особняком. Я имею в виду не подделки, написанные не мной, вроде таких глупостей, как «Львиная грива», «Камень Мазарини» или «Три холостяка».
Я говорю о рассказах «Последнее дело Холмса» и «Пустой дом», которые рисуют загадочное исчезновение Холмса и бегло сообщают о событиях тех трех лет, что он провел в скитаниях по Европе, Африке и Индии, скрываясь от подручных его покойного недруга. Я только что перечитал оба рассказа и, признаться, поразился собственной простоте. Ну как внимательный читатель мог не заметить, что я всячески выпячивал правдивость собственных слов? А вычурность стиля, который был гораздо больше по душе Холмсу, чем мне? (Хотя Холмс и уверял всех в своей приверженности холодной логике, в глубине души он был великим несостоявшимся драматургом, в высшей степени романтичным и даже мелодраматичным.)
Как неоднократно замечал Шерлок Холмс, улики, на первый взгляд, безошибочно указывающие в одном направлении, на самом деле могут иметь совершенно иное толкование, стоит только взглянуть на них под другим углом. Смею предположить, что в литературе дело обстоит точно так же. То, что в «Последнем деле Холмса» я неоднократно подчеркивал свою правдивость, должно было бы вызвать подозрение и настороженность читателя.
Однако я даже счастлив, что ничего подобного не случилось, ибо, как мы вскоре убедимся, в то время было совершенно необходимо сохранить все в тайне. Теперь поставленные Холмсом условия выполнены, я могу рассказать все без утайки.
Как я уже мимоходом заметил, мне восемьдесят пять лет, и, хотя умом понимаю, что смерть, должно быть, уже на пути к моему порогу, душой я не готов к встрече с ней, как если бы был вдвое или вчетверо моложе. Тем не менее, если вдруг покажется, что мое повествование не всегда отмечено печатью моего привычного стиля, надо помнить, что отчасти виной тому старость, отчасти — то, что уже многие годы я не брался за перо. Не стоит также забывать, что я не пользуюсь предварительными заметками, которые имел обыкновение делать, и потому мой рассказ будет сильно отличаться от предыдущих произведений.
Еще одна причина возможного отличия в том, что я, по сути дела, больше не пишу сам, как бывало (артрит сделал даже саму попытку писать невозможной), а диктую воспоминания очаровательной девушке — мисс Добсон, которая записывает их с помощью условных значков и сокращений, чтобы впоследствии переложить все на нормальный английский язык и перепечатать, — по крайней мере, она обещает сделать это.
И последнее. Стиль этих воспоминаний расходится со стилем прошлых опусов еще и потому, что это приключение, случившееся с Шерлоком Холмсом, совершенно уникальное в ряду тех дел, что мне доводилось описывать. Не буду повторять ошибки прошлого и стараться преодолеть недоверие моих читателей, утверждая, что все рассказанное мной — чистая правда.
Джон Г. Ватсон,
доктор медицины
Пансионат Эйлсуорт
Гемпшир, 1939
Часть I
ЗАГАДКА
Профессор Мориарти