— Вот она, всецело в вашем распоряжении. Меня ждут в операционной. Оставьте мне записку в кабинете, если это вас не затруднит. Завтра я осмотрю ее еще раз.
Он удалился на операцию, оставив нас наедине с молодой женщиной, сидевшей в плетеном кресле. Взгляд ее был устремлен на лужайку, голубые глаза смотрели не мигая и даже не щурясь от яркого солнца. Сказывалось недоедание — кожа отливала голубизной, особенно под глазами. Лицо было пленительным несмотря на изможденный вид. Не вызывало сомнений, что женщина совсем истощена, вместе с тем неподвижность позы свидетельствовала о том, что она находится в состоянии крайнего напряжения.
Фрейд обошел вокруг, пока Холмс и я наблюдали за больной, и провел рукой у нее перед лицом. Никакой реакции не последовало. Она не сопротивлялась, когда Фрейд осторожно взял ее за руку и нащупал пульс; когда же он отпустил руку, та упала на колени, точно неживая. Ее лицо было худым, более худым, нежели предполагала костная структура. Нам не удалось определить на глаз ее телосложение — его скрывали просторные больничные одежды. По-видимому, Холмса заинтересовала эта женщина: он стоял и наблюдал за тем, как Фрейд продолжает беглый осмотр.
— Теперь вы видите, почему они обращаются ко мне, — тихо сказал Фрейд. — Сами-то они не знают как быть. В ее теперешнем состоянии не представляется возможным определить ее ни в один из обычных приютов для бедняков.
— Что послужило причиной истерии? — спросил я.
— Ну, об этом нетрудно догадаться. Бедность, отчаяние, одиночество. Дойдя до крайности, она решила покончить с собой и, после того как ее лишили этой возможности, впала в то состояние, в котором мы находим ее теперь.
Фрейд открыл свой саквояж, порылся в нем и наконец извлек шприц и склянку.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Холмс, опускаясь на корточки рядом и не сводя глаз с несчастной, сидевшей перед ним.
— Все, что смогу, — отвечал Фрейд, закатывая просторный рукав ее белого халата и протирая руку ватным тампоном, смоченным спиртом. — Посмотрим, удастся ли мне загипнотизировать ее. Для этого надо сделать укол, чтобы она расслабилась. Тогда можно будет завладеть ее вниманием.
Холмс кивнул и поднялся на ноги, а Фрейд сделал инъекцию.
Потом он стал раскачивать цепочку от часов перед лицом больной и обратился к ней участливым, но решительным тоном, тем самым, что мне приходилось слышать уже столько раз. Я бросил взгляд на Холмса. Любопытно было увидеть, какое это произведет на него впечатление, однако он всецело был поглощен реакцией молодой женщины на качание цепочки и голос Фрейда.
Жестом доктор попросил нас отступить назад, чтобы мы оказались вне поля зрения пациентки, и продолжал уговаривать ее расслабиться и внимательно выслушать то, что он скажет. Он повторял, что она находится среди друзей, и далее в том же духе.
Поначалу я еще отдавал себе отчет в том, что где-то слева от нас истошно орут игроки в крокет, но по мере того, как Фрейд говорил, звуки эти как будто отдалились. Настойчивые заклинания доктора были настолько убедительными, что нам даже показалось, будто мы находимся в полумраке знакомого кабинета в доме номер 19 по улице Бергассе.
Глаза пациентки заблестели, а потом стали следить за качающимся брелком, хотя до этого не замечали его. Увидев это, Фрейд прекратил свои тихие уговоры и, не повышая голоса, приказал ей спать.
После некоторых колебаний женщина повиновалась, веки ее дрогнули и опустились.
— Вы слышите меня, не так ли? — спросил Фрейд. — Если слышите, то кивните мне.
Она вяло кивнула. Плечи ее поникли.
— Сейчас вы сможете говорить, — сказал ей Фрейд, — и ответите на несколько простых вопросов. Вы готовы? Кивните, если да.
Она кивнула.
— Как вас зовут?
Наступило долгое молчание. Ее губы шевельнулись, но не последовало ни звука.
— Пожалуйста, говорите четче. Я спрошу вас снова, и вы ответите мне совершенно ясно. Итак, как вас зовут?
— Меня зовут Нэнси.
Она говорила по-английски!
Фрейд нахмурился, удивленно переглянулся со мной и снова повернулся к больной. Кашлянув, обратился к ней теперь уже на английском.
— Очень хорошо, Нэнси. Как ваше полное имя?
— У меня два имени.
— Прекрасно, назовите их.
— Слейтер. Нэнси Слейтер. Нэнси Осборн Слейтер. Фон Лайнсдорф, — добавила она, поперхнувшись, и замолчала, но губы ее продолжали двигаться.
— Хорошо, Нэнси. Спокойно, расслабьтесь. Все хорошо. Теперь скажите мне, где ваша родина?