…Раненный в бою истребитель возвращается на свой аэродром. Неловко ковыляя, машина снижается к посадочной полосе; вот она коснулась травы, вот пробежала положенные ей несколько сотен метров и остановилась.
К истребителю спешат люди, и всех беспокоит одно: почему он не заруливает на стоянку?
На краю аэродрома люди снимают пилотки, стягивают просолившиеся в полетах шлемофоны: летчик в кабине мертв.
Человека хватило на то, чтобы найти свой аэродром после боя, снизиться, рассчитать на посадку, приземлить машину, сохранить свою последнюю прямую на пробеге…
Он сделал все, что обязан сделать пилот, окончивший бой, и только после этого позволил себе умереть.
Став летчиком, ты не будешь удивляться поступку испытателя; узнав о нем, скорей всего спросишь: «А на какой скорости планировал летчик, скользил или нет?» — и, получив необходимые сведения, завяжешь узелок в памяти.
Летчик полярной авиации тоже не покажется тебе героем. Полярники — они ведь все мастера. Им на полюсах садиться — и то не в диковинку.
А выслушав историю об истребителе, скончавшемся на посадке, я знаю, ты непременно спросишь фамилию пилота. И помолчишь из уважения к памяти незнакомого тебе гвардии лейтенанта.
Ты не будешь восхищаться другими совсем не потому, что авиация сделает тебя сухим и черствым. Нет! Просто, став летчиком, ты научишься понимать истинную цену человеческому мужеству, ты узнаешь, что никакие слова не могут быть выше настоящих подвигов…
И в каждом героическом полете ты обязательно будешь искать крупицы профессионального опыта.
Отдавая дань высоким человеческим качествам героев, ты будешь непременно запоминать, как они действовали, каким образом маневрировали, на сколько отклонялись от принятых норм полета.
Что и говорить, умирать одинаково трудно — и на земле и в воздухе. Чтобы пойти на сознательное самопожертвование закрыть телом вражью амбразуру или врезаться в скопление танков противника на горящем штурмовике, нужно одинаково любить народ, за счастье которого воюешь, одинаково верить в дело, которому служишь. Но, чтобы до конца бороться за жизнь в полете, чтобы выходить победителем даже при самых тяжелых обстоятельствах в воздухе, нужно владеть еще кое-какими особыми летными качествами.
Если ты заблудился в лесу, закружился в ельнике до того, что даже приблизительно не представляешь, куда тебе идти дальше, ты можешь выбрать подходящий пенек, сесть на него, успокоиться, поразмыслить. И, наверняка, ты припомнишь тогда, что срез на пеньке на худой конец вполне заменит человеку компас, что одиноко стоящее дерево тоже не плохой помощник путешествующего, что даже сырой обомшелый камень подсказывает, где север…
У летчика в похожих обстоятельствах тоже найдутся полезные приметы, которые помогут ему определить страны света, силу ветра, состояние земного покрова.
Тому, кто летает, известно, конечно, что церковные алтари — полукруглые пристройки — смотрят всегда на восток, что лодка на якоре обращена носом к ветру, что очень зеленый луг чаще всего оказывается болотом, что дым — лучший флюгер…
Одной только возможности лишен летчик — не может он остановиться в полете, присесть на край облачка, закурить и не спеша подумать.
Решения в воздухе надо принимать мгновенно, потому что, как ты уже знаешь, полет — это скорость!..
Если ты не решил запутанной задачи по алгебре, не справился с трубами, неизвестно зачем одновременно вливающими воду в бассейн и выливающими ее оттуда, а время двенадцать, и глаза — как песком засыпаны, то не все еще потеряно. Ты можешь до начала уроков в школе забежать к товарищу, спросить у него совета. И даже, если ты опоздаешь к своему приятелю-отличнику и не застанешь его уже дома, — это тоже не конец. За пять минут до звонка, возвещающего начало занятий, можно успеть «сдуть» самую длинную задачу…
Летчику труднее. Во-первых, очень часто у него нет необходимого запаса времени. Во-вторых, посоветоваться в полете человеку сплошь да рядом бывает просто не с кем. А про то, чтобы «сдуть», и говорить нечего.
Кстати, вообще о возможности «сдуть» я думаю так: и в школе невелик прок от такой работы (сколько ни «сдувай», умнее не станешь), а про полет и вовсе толковать нечего в воздухе всегда все задачи решаются только для себя и никогда — для учителя.