Помню отчетливо, как запершило у меня в горле, как противно задрожали колени. Я приподнял хвост машины еще немного (так быстрее набирается скорость) и влип в столбы взглядом. Чтобы не промазать с прыжком, надо было очень точно рассчитать момент, когда дергать ручку управления на себя. Рано дернешь — не хватит скорости, свалишься на крыло; поздно дернешь — зацепишься колесами за провода и тоже упадешь, скорее всего перевернувшись при этом вверх колесами.
Провода надвигались катастрофически быстро, помню — в какой-то момент я отчетливо увидел белые фарфоровые изоляторы. На каждом столбе их было пять, три с одной стороны, два с другой. Мне показалось, что я уже опоздал с прыжком, и мне стало еще страшнее, но я все-таки дернул ручку управления на себя — все равно больше уже делать было нечего…
Машина резко перепрыгнула и через провода и через проселочную дорогу. Но то, что я увидел в следующий момент, было так страшно, что я почувствовал совершенно отчетливо, как волосы, став вдруг твердыми, словно иголки, уперлись в шелковую подкладку шлемофона. Запасная площадка была изрыта окопами полного профиля, утыкана противотанковыми ежами, рассечена проволочными заграждениями. (Позже я узнал, что ночью соседняя пехотная часть провела в наших аэродромных владениях внезапные тактические учения.)
Окопы, противотанковые заграждения, колючую проволоку все это я заметил в тот момент, когда мой самолет в резком прыжке взвился над дорогой. В голову ударила одна холодная, расслабляющая волю мысль: «Все. Отлетался…»
Что-то автоматически сами по себе делали руки, сознание как будто выключилось, и до меня даже не сразу дошел изменившийся звук мотора. Мотор взревел вдруг, будто в нем прорвалась какая-то тугая перепонка, и рванул на полную мощь. У меня не было времени ни думать, ни пытаться понять, что же произошло. Всем телом, кончиками пальцев и корнями волос я почувствовал: скорость нарастает! Скорость! Она прибывала по каплям. И, хотя внизу грозно покачивались рыжие земляные валы и свежие окопные брустверы, и неотесанные, покрытые корой колья, я знал — теперь все зависит только от меня, только от моих рук. Если мне удастся не спугнуть неловким движением скорость — тогда жизнь! Я тянул свой самолет вверх осторожно, затаив дыхание, весь сжавшись в комок…
В конце концов я ушел от земли. Набрал безопасную высоту, набрал нормальную скорость и благополучно приземлился.
В этом полете я хлебнул страха полной мерой, — до конца жизни не забыть. Только теперь, спустя много лет, я могу спокойно, как говорится, по косточкам, разбирать и оценивать свои поступки в тот памятный день.
Почему мне было так страшно тогда?
Потому, что я, поверив своему по-настоящему хорошему механику, не проконтролировал его работу (кстати, вся ошибка человека была только в том, что он не с той стороны, с которой положено, вставил болт регулятора постоянного давления).
Потому, что я не стал как следует проверять мотор на земле и, болтая сектором газа туда-сюда, пускал пыль в глаза не своему командиру, а самому себе…
Потому, что я не умел тогда определять работу мотора на слух и обнаружил неблагополучие только в тот момент, когда для прекращения разбега мне не хватало уже взлетной полосы…
Потому, что я долго думал (пять секунд в таком положении — большой срок!), какое принять решение, и, вместо того чтобы заблаговременно прекратить разбег, сам себя заставил вытворять головоломные трюки…
Потому, что…
Нет, вероятно, я не смогу все-таки составить исчерпывающий список всех грехов, совершенных мной в тот день. Грехов было слишком много. И, что всего обидней, во всех неприятностях некого было винить, кроме самого себя…
Теперь мне легко быть откровенным. Рассказываю все как было, ничего не тая, и не краснею, а что я тогда, после этого полета, пережил, об этом лучше не спрашивай.
О страхе можно говорить бесконечно и так же бесконечно можно припоминать все новые и новые примеры высокого мужества и необыкновенного геройства. Но смелее от этого не станешь.
А как же все-таки бороться со страхом? Как если не сразу стать героем, то хотя бы немножко, посмелеть?
Не думай, приятель, что здесь я шепну тебе по секрету какое-то волшебное словцо, которое раз навсегда сделает тебя смелым. К сожалению, такого слова я просто не знаю. Да и ты уже не в том возрасте, когда верят сказкам. Поговорим по-взрослому.