— Ты посмотри, посмотри только на эту машину, командир! Да ты не просто смотри на нее, ты вглядывайся, внимательно вглядывайся. Это ж мечта! Сам бы полетел! Не умею, жалко…
Смотрел я на седеющего инженера и думал: «Нет, не случайно помог мне в свое время Петр Петрович Коршунов понять очень важную авиационную истину летное счастье начинается с любви к машине».
Любовь эта не может быть преподана, как некая обязательная дисциплина в летной школе, с этой любовью надо либо родиться, либо самому вырастить и развить ее в себе.
Любовь к машине — тонкое чувство. Если ты видишь, например, велосипедиста, у которого на машине и спереди и сзади по здоровенному фонарю, а на руле рядом со звонком приспособлены еще зеркало и автомобильный сигнал, велосипедиста, у которого при езде мелькают разноцветные электролампочки на спицах, то еще не известно, кого больше любит хозяин велосипеда машину или свою собственную персону. Очень часто парадный вид наводится только для того, чтобы пустить пыль в глаза, порисоваться, «удивить мир»…
Любовь к машине, на мой взгляд, начинается с желания изучить ее до самого последнего болтика, до самой маленькой гаечки (и не потому, что впереди предстоят зачеты у строгого экзаменатора, а потому, что это очень интересно).
И еще.
Любовь к машине выражается не внешними украшениями, не яркой краской на ее боках, а постоянной душевной заботой человека о шестеренках и сальниках, о прокладках и шплинтах, о чистоте и герметичности соединений.
Если ты можешь смотреть на ржавый толкатель в моторе, не испытывая при этом чувства, напоминающего зубную боль, не прикидывайся настоящим авиатором — ты не любишь свой самолет.
Если ты, пробуя мотор, можешь спокойно слушать стреляющий выхлоп, если он, этот выхлоп, не отдается острым толчком в твоем сердце, молчи о своей любви к технике вообще и к авиации в частности. Что бы ты ни говорил, какие бы красивые слова ни бросал, все равно тебе никто не поверит. И правильно сделают. Любить машину — значит прикипеть к ней душой.
Ты наверняка слышал, как, рассуждая о тех или иных машинах, деловые, серьезные люди вдруг говорят:
— Мотор тупой, как пробка, оборотов не принимает…
Или:
— «Козел» на профилактику поставили, а на этой «антилопе» далеко ехать страшно…
Или:
— Станок только что из ремонта, а уже разговаривает. Работать противно…
Люди толкуют о машинах, моторах, станках, как о живых, думающих существах. Не могу поручиться, что каждый из этих людей непременно безукоризненный во всем человек, но в одном можно не сомневаться — если он не мастер своего дела, то наверняка кандидат в мастера…
Для того чтобы стать летчиком реактивной авиации ты же об этом мечтаешь, — надо начинать с простого «Як-18». И не только потому, что летать на нем легче, чем на любом другом самолете. Узнать учебно-тренировочную машину до самой сокровенной ее глубины во много раз проще, чем разобраться, например, в устройстве такого воздушного корабля, как «Ту-104».
Хорошо освоенный «Як-18» откроет тебе прямую дорогу в большое, высокое, «скоростное» небо.
Мне довелось обучить довольно много летчиков полетам на реактивных машинах, и я не помню случая, чтобы кто-нибудь из моих учеников, надежно овладевших учебным «Яком», затруднялся пилотировать реактивную машину. Конечно, это при обязательном условии: «летчик-реактивщик» должен быть достаточно образован и правильно воспитан. Словом, приступать к полетам на реактивном самолете должен человек-птица, а не желторотый птенец.
Не будет ничего удивительного, если ты спросишь меня после этих слов, а когда же, на каком полете птенец превращается в птицу?
Что это случается не в день первого самостоятельного полета, ты, Алеша, вероятно, уже и сам понял. Так когда же?
Сто аэродромных полетов — не мало, но все же это не больше, чем предисловие к приключенческому роману; не больше, чем увертюра к опере… И двадцать маршрутных полетов, хотя и продвигают человека далеко вперед на пути завоевания воздушных просторов, все же не дают ему права (разумеется, если человек не хвастун!) называть себя бывалым авиатором.
Только опыт, только преодоление разнообразных, неожиданных сложностей превращают курсанта в настоящего летчика.
Первый признак того, что ты становишься именно таким летчиком, приходит не вдруг, и ты его не сразу даже заметишь. Но в тот день, когда ты в полете перестанешь думать о том, что у тебя есть руки и ноги, когда ты перестанешь диктовать себе: «Левый разворот — даю ручку влево, отклоняю левую педаль, смотрю на прибор скорости…» — знай: ты перестал быть учеником.