Наверху нас встречает веселое лучистое солнце. Оно здесь всегда, и даже не верится, что мы уже забрались на высоты, не доступные ни облакам, ни плохой погоде. Ведь с момента взлета прошло совсем мало времени, какие-то минуты, а мы уже в стратосфере. Летим со скоростью восемьсот сорок километров в час.
Не успеваешь еще привыкнуть ко всем этим новым и таким неожиданным ощущениям, как в кабине появляется девушка в крахмальном фартуке. Она приносит завтрак. Есть совсем не хочется — не до еды! Но завтрак входит в общую программу реактивного полета, и отказаться неудобно…
Обычно чувства летчика выверены, как приборы. Даже если у тебя закрыты глаза, ты не упустишь начала снижения — в этот миг тело делается как бы легче, моторы меняют тон; ты не прозеваешь и разворота — прижимает к сиденью…
Но в спокойном плавном полете на «Ту» возникает такое впечатление, будто чувства соскочили со своих осей. По крайней мере, мне все время хочется спросить:
— Скажите, девушка, мы летим или не летим?..
И до сознания не сразу даже доходит, что в обыденности всего происходящего как раз и кроются самые удивительные свойства нашей машины.
Конечно, мы летим.
Наш «Ту» с легкостью глотает расстояние. Каждые семь минут сотня километров остается позади. Земли не видно, строгие и холодные, тянутся далеко внизу бело-голубые ровные облака…
Хочется попасть в пилотскую кабину. Прошу пустить меня на минутку и застреваю у летчиков почти до конца полета.
В кабине светло и как-то непривычно просторно. Свет льется через переднее и боковое остекление, с пилотского сиденья видно далеко вперед и в стороны.
Справа от входа место бортрадиста. Аппаратура его занимает целый «буфет»; слева помещается бортинженер. Два удобных кресла в середине кабины принадлежат летчикам. Левое — командиру корабля, правое — второму пилоту. В самом носу машины — штурманский отсек. Там не только сиденье, но и специальный столик для работы с полетными картами.
В пилотской кабине множество приборов, выключателей, разнообразных сигнальных устройств, лампочек, рукояток — всего несколько сотен требующих внимания предметов. Приборы расположились впереди летчиков — на приборных досках, они по бокам захватили все свободное пространство на бортах, забрались даже на потолок кабины.
Не скрою, такое нашествие «помощников» меня даже смущает. Как тут управиться со всеми, когда их все сразу увидеть и то невозможно.
Бортинженер показывает щиток на потолке. В нем гнездятся зеленые и синие лампочки. Это щиток автомата, следящего за расходом топлива в полете. Разноцветные лампочки докладывают летчикам, когда автомат переключает топливные баки. Автомат этот подсчитывает расход горючего и все время строго следит за остатком топлива. Экипаж полностью освобожден от этой хлопотливой и ответственной работы.
У щитка автоматического пожарника красные глаза-лампочки. Если в полете возникнет огонь, автомат немедленно доложит экипажу о месте пожара и самостоятельно ликвидирует пламя…
За все время, пока мы беседовали с командиром воздушного корабля, второй пилот не прикоснулся к штурвалу. Он сидел, отвалясь к спинке кресла, и просматривал какой-то справочник в зеленом переплете. Машиной управлял автомат-автопилот. Летчики задали ему курс, приказали держать определенную высоту полета, и прибор точно исполнял команду, бдительно следя за каждым, даже самым пустяковым отклонением машины…
Мы летели на юг. Где-то далеко внизу под нами уже лежали горы.
Кавказ — величественные снеговые вершины, орлы, парящие в поднебесье, темные ущелья; заглянешь — в тревоге сжимается сердце… Таким запоминается Кавказ туристу-пешеходу, человеку, шагающему по земле.
Мне случалось бывать в горах, и всегда вершины действовали на душу угнетающе, всегда думалось о ничтожестве человека, затерянного среди каменного величия скал…
Когда летишь над Кавказом на «Ту-104», чувства и мысли возникают совершенно противоположные.
Что там горные вершины и ледовые шапки — они же все плоские, черт возьми, когда смотришь на них с борта машины! Где там ниточка Военно-Грузинской дороги, ее и не видно вовсе!.. «Да есть ли вообще на свете сила, способная противостоять силе создателя реактивных крыльев?..» — вот о чем думается над Кавказом.
Два часа прошли незаметно, до посадки оставалось совсем уже мало времени, каких-нибудь минут тридцать.
— Сейчас Тбилиси, — сказал бортинженер, давая мне понять, что пора покинуть пилотскую кабину, — считайте, что мы подарили вам два с половиной дня жизни! Чаще летайте на «Ту-104», и вы проживете сто лет лишних!