— Повтори, повтори адрес!
А сам протянул руки солдатам, которые, смеясь, подхватили его и втащили в вагон. Алексей сразу же потянулся к двери и через головы красноармейцев выглянул. Надя, прижав руки к груди, бежала вслед за уходящим поездом и что-то кричала. Алексей, не скрывая слез, сел и тупо уставился в угол.
К нему подошел уже немолодой капитан, присел рядом и спросил:
— Что, девушку знакомую встретил?
— Жену.
— Надо же... — покачал головой капитан, — на полустанке, которых тысячи... Что поделаешь, война. Держись, браток! Дай бог останетесь живы — встретитесь. Вы еще молодые, все впереди.
Он помолчал немного и, наверное, желая хоть как-то отвлечь Купрейчика, спросил:
— А где твои вещички?
— Что? — не понял Алексей.
— Я спрашиваю, где твое хозяйство, вещмешок и прочее?
— А... в вагоне, в шестом вагоне от хвоста.
Постепенно они разговорились. Капитан назвался Кузьмой Андреевичем. Каково же было удивление лейтенанта, когда капитан, задав ему несколько вопросов, вдруг вскочил на ноги:
— Слушай, лейтенант, хочешь, назову твою фамилию?
Алексей удивленно посмотрел на него и неопределенно пожал плечами. А капитан уверенно заявил:
— Ты Купрейчик, получил назначение на должность командира взвода разведки. Так я говорю?
— Так, — сказал Алексей и тоже вскочил на ноги, — а вы откуда знаете?
— Друг ты мой сердечный, я — маг и волшебник!
И увидев, как Купрейчик смущенно улыбается, сказал:
— Ладно, раскрою тебе секрет моего всезнайства. Я помощник начальника штаба полка по разведке. А ты как раз едешь к нам! Я тебя чуть-чуть не застал в кадрах, куда тебя вызывали. Мне сказали, что назначили к нам нового командира, фамилия его Купрейчик и он только что был здесь. Знаешь, я обежал все коридоры, каждого лейтенанта останавливал, но тебя так и не нашел. И вот, здрасьте, Купрейчика красноармейцы ко мне в вагон втаскивают. Так что, друг, ты теперь не удивляйся, что с женой в такой ситуации встретился. У тебя, наверное, судьба такая — с неожиданностями сталкиваться. И я не удивлюсь, если ты свою жену еще где-нибудь случайно встретишь, хотя повторяю, не называй такие встречи случайностью.
Знал бы в тот момент лейтенант Купрейчик, насколько верно ему предсказывает капитан судьбу и что действительно еще не раз он в самых неожиданных местах встретит Надю, то точно поверил бы, что тот маг и волшебник.
Алексей узнал, что фамилия капитана — Мухин, что он в полку давно и на законном основании относит себя к старожилам. Лейтенант спросил:
— А сейчас кто командует взводом?
— Пока никто, тебя ждем. Несколько дней назад бывший командир лейтенант Воробьев погиб при выполнении задания. Хороший был парень, с умом воевал, смелый.
— А какое задание он выполнял?
— Известное дело — в тыл ходил. Из восьми человек он один и погиб. — Капитан помолчал немного, очевидно, раздумывая, стоит ли портить настроение новенькому и рассказывать ему о печальном случае. Но решил, что будущему командиру надо знать все, и коротко начал рассказывать:
— Пошли они за языком, прошли линию фронта без шума, и язык им подвернулся что надо — офицер. Потащили его обратно, а когда уже немецкие окопы сзади остались и до своих — рукой подать, неожиданно немецкий пулеметчик очередь пустил и Воробьева наповал. Так глупо получилось, что даже вспоминать об этом обидно.
Капитан помолчал немного и продолжал:
— Ну, а язык оказался ценный. В связи с этим меня сегодня даже в штаб армии вызывали. Сказали, всех разведчиков, добывших языка, к медалям «За отвагу», а Воробьева к ордену представить.
«Значит, не специально из-за меня он ездил», — подумал Купрейчик и попросил Мухина рассказать о взводе, который ему предстояло принять.
— Ну что я тебе скажу? Ребята там подобрались что надо, смелые, как черти, и очень дружные. К тебе, конечно, на первых порах присматриваться будут, прицеливаться, как говорится. Решения принимать не спеши, подумай прежде. Щелканье каблуками у них не принято. Вообще-то разведчиков у нас любят, и относятся к ним с уважением.
Во время разговора мучительная душевная боль, которую ощущал Купрейчик после неожиданной встречи и расставания с Надей, притупилась, и неотложные дела заняли его мысли.
Уже стемнело, когда поезд начал сбавлять свой бег и вскоре остановился. Выгружались в полной темноте. Чувствовалось, что фронт близко. Купрейчик вместе с Мухиным чуть ли не бегом бросились к вагону, в котором лейтенант ехал раньше. Они беспокоились, что вдруг кто-нибудь из ехавших там людей, решив, что лейтенант отстал в пути, заберет его вещмешок. Но все обошлось, они взяли вещмешок и по разбитой проселочной дороге, в полной темноте, ежеминутно цепляясь и скользя ногами по бугоркам замерзшей грязи, двинулись в расположение полка.
Командир полка находился в добротном блиндаже. Внутри тоже все выглядело вполне прилично. Две керосиновые лампы давали достаточно света, а железная печка хорошо прогревала все помещение. Высокий, с впалыми щеками и беспокойными глазами майор, выслушав доклады пришедших, пригласил их присаживаться, но разговаривал с ними недолго. Оценивающе быстро осмотрел Купрейчика и сказал:
— Сейчас вас капитан Мухин отведет на отдых, ну а завтра принимайте взвод и за работу. Немцы уже двое суток на нашем участке ведут себя подозрительно тихо. Это-то нас и беспокоит.
Майор замолчал, и командиры поняли, что они могут идти. Они встали, козырнули и вышли. Их окутала непроглядная темень, но Мухин ориентировался хорошо, и минут через десять они входили в его блиндаж. Там находились еще три командира, как вскоре понял Купрейчик, все штабисты.
Познакомились, выпили по сто граммов, поужинали и сразу же легли спать. Ночь прошла спокойно. Купрейчик спал крепко и утром встал бодрым и хорошо отдохнувшим.
После завтрака Мухин повел Купрейчика представлять взводу. Идти было недалеко. Разведчики размещались в уютном блиндаже. Здесь все было сделано по-хозяйски и со вкусом, даже нары имелись. Алексею на такой постели уже давно не приходилось спать, и, может, поэтому его взгляд дольше, чем нужно было, задержался на нарах.
Рыжеусый, крепко сложенный сержант воспринял это по-своему. Он подошел к постели и, что-то хмыкнув под нос, пригладил рукой одеяло, стащил с него серое полотенце и повесил над кроватью на гвоздик.
Купрейчику стало неловко, и он простодушно сказал:
— Я не к тому, товарищ сержант. Просто мне еще не доводилось видеть за время войны на передовой такой комфорт.
На лицах многих появились улыбки. Мухин предложил всем садиться и только после этого представил нового командира взвода:
— Знакомьтесь, лейтенант Купрейчик Алексей Васильевич. Воюет с первых дней войны. Командовал взводом.
— В тылу бывал? — спросил молодой улыбающийся красноармеец.
Алексей ответил сам:
— И в своем и в немецком бывал. В немецком — долго, когда вместе с товарищами прорывался к своим. В нашем тылу был целый день, а именно вчера, когда вызывали для назначения к вам.
Мухин помнил приказ командира полка о том, чтобы Купрейчик брался за работу сразу же. Поэтому он вручил лейтенанту карту местности, где действовал полк, и предложил сделать рекогносцировку.
Чем ближе они подходили к передовой, тем чаще попадались воронки: большие и малые, наполовину занесенные снегом и недавно образовавшиеся, чернеющие свежей, казалось, даже еще не замерзшей землей. Подошли к первой траншее. Аккуратно вырытая в полный профиль, еще не тронутая разрывами снарядов и мин.
«Запасная линия», — догадался Купрейчик, оценивающе осматривая ее. Траншея была недоделана: в случае отхода к ней красноармейцы будут укреплять бруствер, рыть под него норы, чтобы во время артобстрела или бомбежки прятаться в них, маленькие выемки для гранат и бутылок с зажигательной смесью, ступени, на которые можно опереться, когда надо будет выскакивать из окопов для атаки.
Мухин шел впереди, даже будучи в белом маскхалате, низко пригибался к земле. «Ясно, — подумал Купрейчик, — значит, немцы недалеко». И придирчиво осмотрел маскхалат, который только что вручили ему разведчики: не видно ли из-под него демаскирующей одежды.