Потом к Вамбери заглянул доктор Бимзенштейн. Он был похож на колбу, которой приделали неожиданно ноги. Он трудно дышал и немного заикался. Вамбери, я слышал, вы идете в Бухару? - Да, иду.
- Слушайте, старина, майор Коннолли был там...
- Ну и что же?
- Его голова висит на зубцах эмирской башни. Стоддарт пошел по его дороге. Его пробили копьем, как лист картона.
- Были и другие, доктор, были и счастливее этих. - Да, были... Блоквилль сидел передо мной, как сидите вы, и рассказывал о том, как туркмены жгли ему пятки и ломали руки. Вайсберн - крепкий англичанин - смеялся со мной над опасностями. Спросите ветер, Вамбери, спросите ночь, спросите дорогу, Вамбери, - где Вайсберн? Никто не ответит, потому что никто не знает, что стало с ним.
- Я скромней их, доктор. Я никогда не искал славы мученика. Я пройду незамеченным, как блоха на дервише.
- Незамеченным, Вамбери? Сто глаз будут следить за вами день и ночь. Будете ли вы есть, спать, притворяться молящимся, - сто сторожей будут стоять за вашей спиной. При каждом шаге вы будете наступать на шпиона. В степи, в монастыре, на базаре, на улице стоит одному человеку сказать: "Это френги (европеец)" - и вы погибли. Вы никак не сможете защититься. Дрогнувший взгляд, оступившаяся нога, неверное ударение в слове выдадут вас.
- Все так, доктор, но у меня есть одно, за что я ручаюсь. - Что же это, Вамбери? - Сила воли, сила воли, доктор.
- Хорошо, - сказал Бимзенштейн, - тогда накануне вашего пути вы зайдите ко мне.
Была теплая южная ночь. Доктор сидел в своей комнате и курил. В дверь постучали. Он отворил ее и отшатнулся... - Кто это? - спросил он.
- Не пугайся, эфенди, - ответил человек, - я простой дервиш - Хаджи-Махмуд Решад-эфенди, я иду ко гробу Богаэддина.
Вамбери со смехом бросился в кресло. Суконный черный колпак стоял на его голове; плащ его оканчивался лохмотьями. Пояс из разноцветных веревок перетягивал стан. За пояс был засунут маленький топор с короткой ручкой. С рук свешивались черные зерна длинных четок.
- Ну, мой друг, я хочу вам сделать маленький подарок... - Я жду, доктор.
- Здесь три пилюли стрихнина. Когда вы увидите, что все кончено, эти шарики сыграют для вас роль последних друзей.
- Спасибо, - сказал Вамбери, беря шарики и уходя. На пороге он остановился и пристально взглянул в лицо доктора.
- Доктор, я думаю, что все же, несмотря ни на что... Стук двери заглушил его голос и оборвал конец фразы. Бимзенштейн бросился к двери и распахнул ее. Никого не было. Одна теплая ночь глядела в глаза доктору.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Тише шаг, тише шаг,
Шаг, шаг - тише!
Так поют пески,
Засыпая кишлаки
Стены, окна, крыши.
Звон и гам, гром и гам,
То не ветер бродит
Караван по городам,
Караван по городам,
Весь гремя, проходит.
Но один в нем человек,
Точно конь и воробей,
Всех быстрей и всех скромней
Настоящий человек.
ВЗАД и ВПЕРЕД вдоль каравана разъезжали купцы, кричали и переругивались между вьюками. За ними ездили писцы и записывали, как в лавке, заключаемые сделки.
Чиновнику подавали чай на скаку и знатному персу набивали трубку. Он курил в седле так ловко, точно лежал на диване. Тут же на ходу били провинившегося раба. Часть ударов попадала по лошади. Караванный шут становился головой на седло и рассказывал анекдоты.
Так двигался этот странствующий базар, который называется караваном.
Ослы, на которых сидели дервиши, не смели брыкаться и шли с постными мордами. Лошади стражи вставали на дыбы и дико вращали глазами. Верблюды купцов качали шеями, точно подсчитывали барыши.
Дервиши пристраивались как могли. Иные сидели на вьюках, держа в руке склянки со священной водой из Мекки. Склянки были сделаны в Европе и, значит, одно прикосновение к ним делало любого мусульманина нечистым, но они не думали об этом. Иные шли пешком, иные трусили на собственных ослах.
Дервиши эти были мошенник на мошеннике. При Вамбери в драке одному выбили два зуба, и когда благочестивые персы спрашивали его в дороге, где он потерял их, он отвечал:
- У горы Огод в битве с неверными пророк лишился двух передних зубов. Как же мог я не подражать ему! И слушатели дарили ему деньги. К ним приходили люди с больными глазами и просили помощи. Дервиши, приняв подарки, посыпали их глаза грязной землей, якобы привезенной из Мекки. Когда вся земля из этих мешочков, висевших на груди у каждого дервиша, выходила, они наполняли мешочки тут же на месте стоянки новой землей. Вамбери закусывал губы и бормотал проклятия. На остановках в селениях хозяева расстилали скатерти на земле и выносили блюда с едой. Грязные руки засовывались в мясо или рис и тащили, сколько могли захватить. Желая уважить товарища, скатывали ему куски жира в комок и предлагали с улыбкой.
Вамбери давился, но ел. С каждым днем ему становилось тяжелее.
Пыльный, обросший волосами, усталый, он глядел и запоминал все проходившее перед ним. Мир, неизвестный - европейцу, впустил его в свои владения.
Он смотрел на диковинные вещи. Вот отрядом командует десятилетний перс. У него карманные часы усыпаны рубинами и в шелковом мешочке на груди висит его печать, заменяющая подпись. Он ходит с кнутом и подгоняет слуг и животных. Он говорит проклятия и молитвы, как взрослый. Слуги не смеют поднять на него глаз. Он ведет караван с кунжутным маслом. - Так вырастают деспоты, - думает Вамбери.
Вамбери знал уже всех своих товарищей дервишей по именам. И они знали, что он идет в Бухару, в город, о котором пророк сказал, что всюду с неба видно, как нисходит свет на города, и только от Бухары свет столбом стоит в небо.
Дервиши били себя кнутами, чтобы иметь раны на плечах и на груди.
Они торговали ими, показывая их в городах. Они растравляли порезы на лбу так, чтобы получалась восьмиугольная язва. За это особенно хорошо подавали, потому что это значило, что человек усерден в молитве и, молясь, прижимает свой лоб к восьмиугольному кирпичу.
Вамбери было не до смеха. Среди этих полупомешанных негодяев и бесноватых трудно было притворяться равнодушным. И он пел суры Корана и хватал себя за голову, точно хотел оторвать волосы, и говорил гнусавым голосом, как они, и закатывал глаза. Он от природы имел талант подражания.
В Мешхеде все пошли поклониться в мечеть Имам-Риза. Купол мечети, покрытый золотом, сиял на голубом небе. Стены мечети блистали эмалью. Неграмотные темные люди толпились, задавленные этим тяжелым блеском и плакали и вопили, следя с жадным вниманием за словами мулл.
За прочтение молитв нужно было платить деньги. Один неграмотный скряга подошел к Вамбери.
- Брат, - сказал он, - у меня нет денег, прочти за меня молитвы, а я буду сзади повторять их за тобой.
Вамбери встал в позу и добросовестно отчитывал ему арабские стихи.
Вдруг он услышал, что голос за его спиной говорит как будто не молитву. Он остановился и прислушался. - Больше пяти дукатов твоя кляча не стоит. Клянусь Св. Абасом, ты жулишь. Я сам заплатил за нее двенадцать. - Не ври, не ври, дорогой...
Вамбери обернулся с притворным гневом, едва подавляя смех.
-О, о,- закричал скряга, - мы немножко отвлеклись от молитвы!
Так, немножко отвлекаясь, молились и прочие паломники у могилы Имама.
Персия кончилась домом у длинного моста и холодной рекой с непонятным именем.